Хрущев не отвечал, исподлобья глядя на посетителя.
— Наверное, стар стал, — упавшим голосом продолжал Молотов, — ведь нелегкую жизнь прожили, сам знаешь.
— А зачем статью в «Правде» написали, что вы единственный человек, который работал с Лениным? Что ваше заявление означает? Может, то, что, кроме товарища Молотова, достойных людей нет? — уставился на визитера Хрущев. — Может, вас пора на место председателя Совета министров ставить или, может, членам Президиума ваши распоряжения надо под козырек брать?!
— Написал, потому что считаю Ленина первым патриотом социализма, гением и предтечей революции!
— Раньше у вас Сталин предтечей был, — медленно выговорил Хрущев.
— Вождем всех времен и народов, — поправил Молотов. — Но тогда он и для тебя им был, Никита Сергеевич!
— Скажите честно, что вы нашего задора не выдержали, нового темпа испугались и решили всем место указать!
— В мыслях подобного не было! Признаюсь, в восторге от ваших заявлений не прыгал, считал и считаю их поспешными. Но я свое мнение не скрывал, в глаза высказывал. По Югославии был не согласен, потом по дружбе с американцами не соглашался. Считал и считаю, что невозможно с врагом подружиться. Притвориться можно, а дружить — нельзя! Как может настоящая дружба сложиться, если мы совершенно разные, какой между нами может быть толк? Ленин мечтал о мировой революции, и мы мечтаем, а американцы разве хотят мировую революцию? Рабочие их хотят, а буржуй ни за что не хочет! Не понимаю, чем я навредил, может, ты разъяснишь? Но, как большинство решало, так я и принимал, отдельное мнение тогда уже не важно, любое решение выполняю, как коммунист. За что меня крушить?
— Министр иностранных дел — голос страны! А вы на все с собственной позиции смотрите, с молотовской.
— Я же Молотов, а ты — Хрущев. И мне не все, что ты говоришь, нравится, но я тебя слушаю, и это нормально.
— В отличие от вас, я с Президиумом в разногласия никогда не вступал!
— Давай, Никита Сергеевич, не ссориться, — миролюбиво проговорил Вячеслав Михайлович. — Мы с тобой хорошо начинали, и продолжать нужно хорошо. Я против тебя ничего не имею, считаю, что ты в партии на своем месте, а я, если вдруг и выскажу что, то по делу. Вот и сегодня пришел, чтобы напряжение снять. Тебя я знаю давно, ты меня давно знаешь. Чего бодаться? Тем более я уже не министр иностранных дел. Я, Никита, в прошлом году два раза в больнице лежал, сердце прихватывало. Вроде Сталина нет, а оно, сволочь, ноет.
