Я был поражен — сколько же развелось врагов! Немыслимое дело: немцы такие ярые антисемиты, и вдруг еврей работает на них. Следующим пригласили директора института, он все тоже подтвердил, хотя не так яро. Я понимал, что сознаваться в подобных вещах, в шпионаже, во вредительстве — не шутка, и объяснял их прямолинейные заявления тем, что заключенные стараются найти возможность хоть как-то облегчить свою участь раскаяньем, чистосердечным признанием. Уехал я в Центральный Комитет, но меня не оставляла мысль, что что-то тут неладно. А лошади продолжали умирать.
В конце концов, обратился я к президенту Академии наук Украины Богомольцу, попросил создать авторитетную комиссию по этому делу, чтобы безошибочно определить, где кроется причина гибели лошадей. Не может быть, чтобы наука была бессильна! Я попросил его возглавить эту комиссию, чтобы во главе стоял доверенный человек, которому верили не только на Украине, но и в Москве. Несколько комиссий и до этого создавались, да только все они арестовывались, как я уже говорил, гибли люди, ученые боялись входить в новую комиссию, потому что это предрешало их судьбы. Чтобы хоть как-то поддержать ученых, я пообещал, что буду приходить на каждое пленарное заседание. Комиссия быстро закончила работу, определила причину гибели лошадей. Выяснилось, что лошадей никто не травит, а гибнут они в результате бесхозяйственности. В колхозах несвоевременно убирают солому после комбайнов, она остается на полях, попадает под осенние дожди, мокнет, ее убирают сырой, в соломе от сырости развивается грибок. В природе этот грибок обычно рассеян и попадает в желудок животных в малой дозе, так, что они даже не болеют. При неблагополучных погодных условиях — сырость, тепло, он размножается в больших количествах и начинает выделять смертельный яд. Лошадь, съев прелую солому, получает большее количества грибка и гибнет. В результате составили строгую инструкцию, как убирать солому, хранить ее и как скармливать скоту. Гибель животных прекратилась. Некоторых ученых, членов последней комиссии, представили к наградам, а сколько председателей колхозов, животноводов, агрономов, зоотехников, ученых сложили головы, как «польско-немецкие агенты»? Им досталась одна награда — крест, да и того не видать, несчастных сваливали в ямы подальше и зарывали безымянно, и никто про них не вспоминал.
Харьковские профессор и директор института, о которых я вспомнил, были, как и многие, расстреляны безо всякого снисхождения. Вот я и думаю — как же так? Как такое могло случиться?! Теперь ясно, что они ни в чем не виноваты, а ведь сознались! Как теперь мне в глаза будет смотреть нарком внутренних дел Украины Успенский? — думал тогда я. Но Успенского скоро тоже арестовали и расстреляли, да что Успенского, самого главного энкавэдэшника Ежова сделали врагом. Невероятные вещи — враг народа нарком Ежов! «Ежовые рукавицы!» Это выражение вся страна произносила с благоговейным трепетом и со страхом. Сначала из Ежова сделали героя, и вдруг Ежов — враг. Тут начались повальные аресты чекистов, кто работал с Ежовым. Это все было спланировано Сталиным. А ведь Успенский и Ежов посылали свои сообщения лично ему. И снова тот же заколдованный круг — враги, враги, враги! Такая трагичная была обстановка.
