28 февраля 1944 года, таким же путем, на моих глазах, были преданы сожжению более пятисот человек: стариков, детей, беременных женщин, больных, в том числе инвалидов Отечественной войны, в селе Елхарой, в числе их оказалась мать фронтовика Тимербулатова Калу, которая была вытащена из овчарника дочерью. Многих людей, которых не сумели уничтожить этим путем, расстреливали на месте. Подобные факты зверского уничтожения людей были осуществлены во многих районах Чечено-Ингушской Автономной Республике. После переселения люди десятками, сотнями, целыми семьями умирали во всех областях Казахской ССР от голода и заболеваний. В результате в 1944 году погибло более тридцати процентов переселенного с Северного Кавказа населения.
О фактах зверского уничтожения людей, незаслуженного презрения и унижения в январе 1945 года я написал письмо товарищу Сталину, которое до него не дошло и попало в руки Берии. В первых числах февраля я был вызван в Талды-Курганское областное управление НКВД, где меня спросили: я ли написал письмо Сталину? Я ответил, что да. Тут же начальник отдела спецпоселений Алпысбаев сказал мне, что “если повторишь такое заявление, то головы на плечах носить не будешь!” Вскоре меня освободили от занимаемой должности».
Хрущев отложил бумагу.
— Даже тогда в органах находились достойные люди. А мы с выродками цацкаемся!
Он набрал Булганина.
— Я, Николай, не могу больше Круглова в Совете министров терпеть! Давай материалы на него тебе перешлю, сам выводы сделай, но я уверен, точно как я решишь — гнать его надо в три шеи!
— Работой Круглова я недоволен! — отозвался Николай Александрович.
— Ты обязательно прочти, я прям сейчас их отправлю.
За ужином Никита Сергеевич поделился с супругой:
— Нагнали Круглова. Коля сегодня распоряжение о его отставке издал.
— Куда его, на пенсию?
— На пенсию не получилось. Маленков к себе забрал, они приятели. Будет заместителем министра электростанций. Я б его, гада, на Север упек! Он же палач, и расстреливал, и пытал, просто преступник, которого надо судить! А Маленков Круглова к себе!
— Сам сказал — они приятели.
— По нему, Нина, тюрьма плачет! На Егора доводы здравого смысла не действуют. Я тебе сейчас кое-что зачту.
И Никита Сергеевич прочитал жене бумагу про переселение народов, копию которой он предусмотрительно оставил у себя.
— Страх господний! — содрогнулась Нина Петровна.
— А вот еще.
— Не читай больше, — попросила супруга. — Мороз по коже идет.
