Софья Петровна! Вот кто мне сейчас необходим. Единственный человек, которому моя судьба была хоть как-то не безразлична. Софья Петровна когда-то работала в нашей богадельне учителем русского языка и литературы. Если бы не она, мое существование было бы еще сумрачней и беспросветней. То ли увидев во мне человека, которому радости настоящей, насыщенной событиями жизни ни при каких обстоятельствах не светят, то ли из-за искренней любви к печатным изданиям, она привила мне любовь к чтению. В книгах я нашла ту отдушину, которая могла унести меня в мир подлинных страстей… да и чего уж греха таить, наплевав на самонадеянное бесстыдство данного предприятия, ставить себя на место главных героев! Книжки, которые она приносила для меня из дома, были единственными свидетелями моей медленно бредущей жизни. При Доме библиотека, естественно, тоже существовала, но формированием ее занимался человек, напрочь лишенный здравого смысла. С художественной литературой в ней было на редкость напряженно, зато специфической — пруд пруди! Ну вот кто, ответьте мне, милостивые господа, из учеников младших и средних классов не самого элитарного заведения сможет прочесть непереводное издание Гете? А книга о вкусной и полезной пище? Салат мимоза — это вершина кулинарного творчества детдомовских детей, почерпнутая на уроке труда.
В общем, сейчас не об этом. Софья Петровна — выдающейся души человек — приносила мне книги из дома. И за последние годы я, похоже, перечитала почти всю ее немаленькую домашнюю библиотеку. Кроме этого, именно она брала меня время от времени на выходные к себе домой. Уж не знаю, чем ей приглянулась именно я, девица во всех смыслах этого слова невыразительная, а также лишенная всяческих талантов и прочих добродетелей.
Прошлым летом мы всем коллективом проводили ее на заслуженный отдых. Семьдесят пять лет — это, знаете ли, срок. С той поры наши встречи стали гораздо реже.
Кинув пустую корзинку обратно в стопку, я не удержалась и показала язык бдительному охраннику. Пропустив отпущенные мне вслед комментарии, касающиеся моей внешности, ума и счастливых родителей, которые вовремя скинули меня со своих плеч, я оказалась на улице.
Софья Петровна жила в трех остановках от детского дома, в старинном здании еще дореволюционной постройки. Облупленный фасад умиленно подмигнул мне видневшимися сквозь прорехи штукатурки кирпичами и проводил до подъезда. А вот домофон был не так гостеприимен, сигнализируя мне о своем настроении длинными безнадежными гудками. Пристроившись на скамейку и закурив трофейную сигарету, я принялась ждать.
