[232]. Ивинская такого покровительства не удостоилась; она была пешкой, которую можно было использовать для прямого удара по ее возлюбленному. Ту же безжалостную логику применили и к Ахматовой, чьих мужа и сына арестовали по отдельности во второй половине 1949 года, хотя ее саму не тронули. 9 октября 1949 года сотрудники МГБ ворвались в квартиру Ивинской.
Более десяти агентов[233], непрерывно дымивших папиросами, проводили обыск. Они отбирали все — письма, документы, записки — связанное с Пастернаком. Ивинскую почти сразу же увезли в штаб-квартиру НКВД, на страшную Лубянку, где ее
унизительно обыскали[234], отняли у нее кольцо, часы, лифчик и посадили в темную одиночную камеру. Ее продержали там три дня и лишь потом перевели в камеру, где сидело еще четырнадцать женщин. Переполненная камера была ярко освещена лампами; заключенным не давали спать; не могли они и вести счет времени перед ночными допросами. Ивинская вспоминала: «Людям начинало казаться, что время остановилось, все рухнуло; они уже не отдавали себе отчета, в чем невиновны, в чем признавались, кого губили вместе с собой. И подписывали любой бред».
Среди сокамерниц Ивинской была 26-летняя внучка Троцкого Александра (Сашенька), которая только что окончила геолого-разведочный институт. Ее обвинили в переписке запрещенных стихов. Еще долго после того, как Сашеньку вызвали из камеры «с вещами», Ивинская продолжала вспоминать ее отчаянный плач: ее высылали на дальний Север. Еще одна женщина, подружившаяся с Ивинской, оказалась врачом кремлевской больницы. Ее арестовали за то, что она присутствовала на одной вечеринке, где, после того как произнесли тост «за бессмертного Сталина», кто-то неосторожно заметил, что бессмертный очень болен.
Через две недели после ареста охранники вывели Ивинскую из камеры и провели по длинным коридорам Лубянки; из-за запертых дверей до нее доносились какие-то бессвязные восклицания. Наконец они остановились у двери, которая показалась ей дверцей шкафа. Когда она вошла в этот «шкаф», он начал вращаться. Дверь снова открылась, и она очутилась в большой комнате, где стояло не менее десяти человек в погонах и со знаками отличия. Однако ее провели между расступившихся и умолкших военных к другой двери. Она оказалась в огромном светлом кабинете. За столом, покрытым зеленым сукном, сидел сталинский министр госбезопасности, Виктор Абакумов, еще один верный подручный Сталина. Во время войны Абакумов возглавлял Смерш, сокращенно от «Смерть шпионам». Военная контрразведка, которая занимала блокирующие позиции непосредственно за линией фронта, убивала советских солдат, которые пытались отступить. Кроме того, смершевцы выслеживали дезертиров и жестоко допрашивали немецких военнопленных. Известно было, что, перед тем как пытать своих жертв, Абакумов, чтобы не испортить паркет,
