Она не знает персидских и монгольских веяний, хотя монголо-финны предшествовали русским в обладании землей. Индия для нее какая-то заповедная роща.
В промежутках между Рюриком и Владимиром или Иоанном Грозным и Петром Великим русский народ для нее как бы не существовал, и, таким образом, из русской Библии сейчас существует только несколько глав («Вадим», «Руслан и Людмила», «Боярин Орша», «Полтава»).
В пределах России она забыла про государство на Волге – старый Булгар, Казань, древние пути в Индию, сношения с арабами, Биармское царство. Цельный строй, кроме Новгорода, Псков и казацкие государства остались в стороне от ее русла. Она не замечает в казаках низшей степени дворянства, созданной духом земли, напоминающей японских самураев. Из отдельных мест е<ю> воспет Кавказ, но не Урал и Сибирь с Амуром, с его самыми древними преданиями о прошлом людей (орочоны). Великий рубеж 14 и 15 века, где собрались вместе Куликовская, Косовская и Грюнвальдская битвы, совсем не известен ей и ждет своего Пржевальского.
Плохо известно ей и существование евреев. Также нет творения или дела, которое выразило бы дух материка и душу побежденных туземцев, подобно «Гайавате» Лонгфелло. Такое творение как бы передает дыхание жизни побежденных победителю. Святогор и Илья Муромец.
Стремление к отщепенству некоторых русских народностей объясняется, может быть, этой искусственной узостью русской литературы. Мозг земли не может быть только великорусским. Лучше, если бы он был материковым.
Называемые венграми – «орочанами», угророссы, зовущие себя русняками и русскими, в количестве 500–700 тысяч живут в узкой полосе земли между Венгрией и Галицией, испытывая одновременный натиск со стороны Святого Престола, надеющегося приобрести новых духовных чад, и со стороны Будапешта и Вены, желающих поглотить тех, кто не немец и не мадьяр. Образуя передовую черту славянского прибоя у подножия мадьярских земель, погруженные в земледельческий труд, угророссы не всегда знают, что они служат предметом оживленной торговли между Вечным городом и столицей Габсбургов, при чем меновой ценностью является та их старая православная вера, которую они называют русской. Под натиском католичества, насаждаемого то насильственно светской и военной рукой, то тихо и лукаво подделкой богослужебных книг, народ угрорусский теряет те укрепления, которые казались неприступными.
Искавшие опоры в православии, венгерской государственности, в верности Габсбургам, угророссы видели в ответ казнь венгерским отрядом Мирослава Добрянского – сына предводителя угророссов в 1848 г. и узнали «мучилищное древо», новейшее изобретение тевтонско-мадьярской дружбы.
