Юноши. Мы волим это… о!., волим!
В восторге, сплетаясь в венки, уходят.
Несколько мужей. Мы же, приняв заранее освобождающей влаги из камней имеющихся у нас перстней, встанем здесь с мечами, чтобы преградить дорогу безбородым, если б они случайно оказались среди нас.
Прислужница (на холме, у Жрицы). Как хороши! Багряные, освещая всё и делая всё темным вокруг себя, бегут ручьи, а навстречу им бегут развевающиеся алые, голубые и белые плащи юношей. Как сверкают их ноги! голые плечи, кудрявые нежные затылки! Как крылья, их плащи! Два ручья. Кто прекрасней?
Все бегут вместе. Но вот один увидел. Прыжками, перескакивая товарищей, бежит в сторону. Ах, это он, милый мальчик! Он хочет повторить вчерашнюю ночь. Что заставляет его делать такие неестественные для всегдашнего изящества прыжки? Неужели только боязнь опоздать и не быть первым? Нет, я не ошиблась, госпожа, он первый добежал; смотри, как вспыхнула рука в золоте реки! отпрянул в темноту, бежит, развеваясь плащами, назад; он, его первого примешь, госпожа, в сладостное благословение.
Ах! золото ручья блестит и впереди его! ах, сомкнулось! но он успеет добежать, он перебежит! И не видно его: видны голубые плащи неудержимо стремящегося. Вот добежит, вот делает прыжок… ах, тонет, бедный, в текучем золоте, оставляя некоторое время развеваться несгорающие плащи. Ах, бедный, бедный мальчик! Не его ты будешь целовать в первых восторгах. Бедный, бедный…
Этому поделом: тучный, сгорает раньше, чем успеет вынуть руку, – туда же, залит!
А этот не надеется уйти; стоит с испепеленными руками, устремляя на тебя последний взор, давая себя обтекать золоту. Рухнул.
И всюду, в темноте, как червячки, загораются они…
Но что это, госпожа, блестит сзади нас? Или мне изменяют глаза, и я, семнадцати лет, старуха? Слыша то, что я говорю, твой взор не отвертывается от того, что ты видишь?..
Пусть так. Но вот мчится с сожженной рукой… к тебе… нет, падает… Вот быстрей ветра несется другой – тоже падает.
Толпы дожидающихся очереди у холма. «Скоро ли?
Скоро ли?»
Жрица. Сейчас. Вот упал с сожженной рукою один. Несите его. И пока я буду осыпать его, мертвого, поцелуями, спокойно и бестрепетно смотрите в лицо Сменяющей Меня. И когда я охлажу свое тело, я сойду к подножию холма и, предводительствуя вами, пойду навстречу Царственней Меня и передам свой жезл Лучшей Меня.
Многие. О! О! Мы узнали, что такое слезы!
Другие. Да будет воля твоя!
Дерзновенные. Мы не позволим! Мы хотим испытать свое счастье! Дай нам, царица, – иначе мы встанем тебе на пути с мечами!
