Дора Яковлевна куталась в бархатную шубку, ручки в рукава, лицо спрятано в пушистый воротник. Ровно одиннадцать часов. Промокательная бумага на столе прикреплена аккуратно кнопками. Бумажек никаких, все чисто и на месте. Просеребрился в холодной тишине звонок. И серебристым голоском Дора Яковлевна:
– У телефона! – Я, я…
– Уже? Образчик? – Сейчас. – Хорошо, сейчас же… – Здесь же. Жду… – Да, да… Трубка повешена. Но губки Доры Яковлевны дрожат, движения отрывистые. Вообще неспокойна.
– А это, ах, да, опять… Тут же за плечом вплотную густые сросшиеся черные брови и огромные же черные, наивные и вместе такие сверлящие глаза: товарищ Мартьяныч. Надоедливый. А главное: глаза эти – сидит в противоположном углу, а оглянется и, кажется, что глаза эти с бровями тут вот, рядом.
Комсомольца Мартьяныча, верзилу с красным, как бы всегда с мороза, лицом, сидевшего с Дорой Яковлевной один на один долгие месяцы в этой нетопленной комнате, считала Дора Яковлевна своим заклятым врагом.
Вот и теперь. Мартьяныч уже пристает!
– Товарищ Якобсон! Товарищ Якобсон! Кто это вам звонил по телефону?
– Да оставьте, пожалуйста, товарищ Мартьяныч, что вы, право? Это мое личное дело…
– Вы могли бы дома устраивать ваши личные дела!
– Вот еще…
Неслышно ступая, вошел человек в теплой бекеше, с мягким кенгуровым воротником, неслышно притворил дверь, взглянул вопросительно.
– Сюда, сюда…
Вошедший и Дора Яковлевна забились в самый угол, шепчутся, ничего почти не слыхать. А все-таки долетает:
– …Сейчас же, сейчас же понесу и предложу…
– …Машины нет, нет, я не могу достать, мне теперь не дают.
В голове товарища Мартьяныча:
– Вчера клянчила у Розанова машину, говорит – привезти из деревни картошку, не дали ей.
– Но без машины… Откуда же я… Но крупные комиссионные…
Заговорили о деньгах, и сразу стало слышнее – свистящий шопот:
– При чем тут комиссионные?
– Мы бы сами доставили. Скажите адрес.
– Не скажу я адреса. Буду ждать.
– Где?
Сразу полная тишина. Ни слова не разберешь.
– Значит, сейчас же, сейчас же бегу… Щелкнул каблуками.
В голове Мартьяныча: – По-во-ен-но-му! Дора Яковлевна суетится, что-то складывает.
Вдруг обомлела. Красная невероятных размеров лапища щупает сверток. Мартьяныч спрашивает:
– Что это вы получили, товарищ Якобсон? Не колбасу ли?
– Вы с ума сошли. Оставьте сейчас же. Колбаса вас не касается. Отскочил, ага… то-то, возьму и пожалуюсь Розанову. Со смешком, торопливо: – Чулки и панталоны. И деловито: – Я должна сейчас же убежать на полчаса, не больше.
