– Мама! – почудился тонкий голос далеко-далеко, и сердце затрепыхалось в тисках кричащей боли. Ну вот, не хватало галлюцинаций в ошпаренном страхом мозгу…
Но нет, это была не галлюцинация. Обострённый надеждой слух превратился в устремившиеся во все стороны бумеранги, Даша теперь почти не сомневалась, – Никиткин голос продолжал взывать к ней: «Мама, мама!» Протянув руки, как слепая, она пошла на зов сына.
Толпа у лестницы, колышась, меняясь, всходя и топчась на месте, слушала песню. Даша еле протиснулась в толпу спиной вперёд, чтобы защитить живот, и повернулась.
«Имеющий глаза да вылупит», – говорит лысый телевизионный Дима в чёрных очках. Не веря собственным глазам и ушам, Даша уставилась на привычное зрелище, неуместное здесь, как изысканный палантин над испачканным говяжьей кровью халатом.
Никитка пел, по обыкновению взмахивая руками, и пушистые варежки на резинках, пришитых к обшлагам куртки, синими птахами летали вокруг. Костя с невозмутимым лицом стоял в шаге от Никитки с новогодней «шарманкой» на шее и крутил ручку от швейной машинки. Зрители бросали горсти денег в открытую щель, монеты звякали глухо – ящичек был полон не только копеечной мелочью. Вместо картинки с Дедом Морозом на нём желтело солнце и цвели ромашки, нарисованные не очень умелой Костиной рукой, а поперёк старательно было выведено большими красными буквами: «На падарк маме».
Тихо охнув, Даша спряталась за чью-то спину и прижала ладонь к животу: угомонись, маленький, слышишь – брат твой поёт…
– Я плыву по морю, – пел Никитка.
Я плыву по морю,
чтобы попасть на свою родину,
где мой дом, где моя семья.
В доме живёт моя мама.
Она меня ждёт,
она стряпает пирожки.
Я плыву по морю,
а в нём ползают крабы,
и плавают злые акулы,
и живёт там король
с хвостом, как у рыбы.
А я всё плыву по морю,
я плыву туда,
где моя семья и мой дом.
Мама, мама! Я люблю тебя,
я привезу тебе подарок —
красивое платье,
я скоро к тебе вернусь!
– Мама, – прошептала в ухо вынырнувшая из толпы Маринка, – я позвонила папе, всё хорошо.
Даша с трудом выдавила:
– Марина, прекрати, пожалуйста, этот концерт.
Глаза у дочери страдальческие, на щеках раскраснелись пятна нервного румянца.
– Да люди на телефоны снимают, выложат на «ю-тьюб», вот будет позорище…
– Не напугай мальчиков, – опомнилась Даша, – ни о каком позорище чтобы речи не было. И ни в коем случае не говори, что я их видела. Привезёшь на автобусе.
– Давай, лучше я, – высунулся из-под локтя Владик, – а то Маринка разревётся и всё испортит.
