Имея на своей шее жену с тещей, и стараясь хоть немного помочь матери, Лев Наумович беспощадно экономил на всем. Особенно на себе. В кают-компании, как начальник, он пил водку и коньяк, а на пустынном морском берегу мог позволить себе только самогон. Покупал он его недалеко от угольной гавани и ни разу не разочаровывался в приобретении.
В этот день звезды повернулись к Берембойму не самым приличным местом – напиток сильно отличался от привычного повышенной крепостью. Первач стоил дороже и был ему явно не по карману. Видимо, хозяйка перепутала бутылки, и теперь приходилось ломать разработанную им систему тихого употребления. То, что Лев Наумович выпить может – знали все, но, сколько именно – не догадывался никто. «Не пропадать же добру», – решил он и начал обычный рабочий день.
К моменту вечернего возвращения шлюпки, весь коллектив уже находился за столом кают-компании. Всё, на что способны простые советские женщины, лежало на столе, а то, немногое, что могут простые советские мужчины, стояло в откупоренном виде на столе и, по традиции, в не откупоренном – под столом. Когда вахтенный сообщил о приближении шлюпки, женсовет объявил о специальном сюрпризе, подготовленном к празднику. На столах зажгли свечи, а нехитрый реквизит в виде стремянки и большого медного таза для варенья установили возле двери. Через пять минут Гордеева призвала к тишине.
В коридоре зазвучали четкие, уверенные шаги. Десятый шаг совпал с глухим ударом о пустой предмет, в котором невольно угадывалось ведро. После фразы: «Твою…мать» движение прекратилось, но через несколько секунд дверь открылась и…
На пороге стоял призрак Берембойма в одной лишь майке. Коварный напиток пробил в системе брешь, всегда надежно работающий автомат дал сбой, и вместо майки тело сняло трусы.
Такого не ожидал никто. Гробовая тишина и мрак окружили тело в кают-компании. Прозрачные глаза слабо мерцали в темноте потусторонним светом. Левая рука пыталась нащупать кран. То, что осталось от Берембойма, исследовало ногой таз и, принимая его за поддон душа, переступило через боковину. Гордеева стояла на верхней ступеньке стремянки с большой садовой лейкой, и когда призрак Берембойма нащупал рюмку, спущенную на бечевке вместо крана, со стремянки полилась вода.
Процесс омовения взрослого мужчины – зрелище далеко не самое эстетичное и носит скорее познавательный характер. Не в пример многим находившимся за столом мужчинам, те части тела, на которые чаще всего обращают внимание дамы, т. е. шею и уши, призрак мыл чрезвычайно тщательно. После водных процедур кран-рюмка была плотно закручена, а обтирание тела зеленой бархатной шторой не вызвало возмущения даже у капитана брандвахты, отвечающего за вверенный инвентарь. Нога вылезла из воды и нащупала берег. Поворачивалось тело уже за пределами таза. После того, как дверь закрылась, раздался дежурный удар о ведро, восторженный возглас: «Твою…мать» и шаги босых ног утонули в песне…
