— Никак нет, не могу, господин лейтенант, — отрапортовал я. — Осмелюсь доложить, господин лейтенант, невозможно доказать существование несуществующего. Но точно так же невозможно доказать его несуществование. Я стараюсь быть хорошим рекрутом, господин лейтенант, вот и всё. Вы знаете, что я уже не наследник семейного дела и капиталов. Мне остаётся только искать счастья в иных местах. А Империю я полагаю как раз таким местом, господин лейтенант.
— Твой отец лишил тебя наследства, я знаю, — кивнул головой лейтенант. — Особый отдел проверил это обстоятельство особенно тщательно. Ты действительно вычеркнут из всех бумаг. Твои акции переведены на второго брата, Георгия. Всё верно. Но ты — образованный, имеешь опыт работы. Почему не попытался устроиться к кому-то другому? На Новом Крыму немало процветающих морехозяйств, пусть даже и не столь обширных, как латифундия твоего почтенного батюшки.
— Осмелюсь доложить, никто не принял бы меня на работу, господин лейтенант. Сделать так — нанести несмываемое оскорбление всей моей семье. С моим уважаемым отцом стараются не ссориться. Считается, что ему виднее. И если он не доверил управление семейным делом мне, почему же должны доверять другие?
— Резонно, — кивнул лейтенант. — Но необязательно сразу же становиться главным управляющим. Можно начать снизу. Доказать, проявить себя… А потом, глядишь, И твой отец изменил бы мнение.
— Господин лейтенант, мне… мне скучна коммерция. Я не хочу бултыхаться в садках и пересчитывать молодь.
Рыбу я предпочитаю в варёном или жареном виде, но никак не в живом и плавающем. Лейтенант кивнул.
— Ладно, рекрут. Считай, что ты меня убедил. Пока не появилось прямых доказательств измены, я особистам тебя не отдам. А то они уже рвутся в бой… со своими оперативными разработками.
В его голосе звучало плохо скрытое презрение — извечное презрение боевого офицера неважно какой армии к секуристам и сигуранцам всех мастей и калибров.
— Ты на самом деле хороший рекрут, — сказал он, пристально глядя мне в глаза. — Ты хороший рекрут, так не становись же плохим шпионом.
Шифровка 1.
Салим — Баклану. Прибыл. Устроился. Салим.
Шифровка 2.
Баклан — Салиму.
Ничего не предпринимать вплоть до специального указания.
Искать контакты в верхах. Баклан.
Сказать, что в казарме меня не любили, — значит ничего не сказать. Не просто не любили — тихо ненавидели. За что? — за всё. Что мог отжаться от пола пятьдесят раз и не запыхаться, сделать «подъём переворотом» тридцать раз, когда у остальных едва-едва два-три раза получалось. Что ни разу не запутался в последовательности сборки-разборки штурмовой винтовки и на стрельбах выбивал девяносто очков из ста с предельной дистанции. Я старался не терять бдительности. «Темная» — дело такое, что и чемпион мира по рукопашному бою не справится. А я, само собой, чемпионом не был.
