Мама, похоже, догадывалась, о чем подумал папа.
Она снова вздохнула и сказала:
— Роберт, я не знаю, в чем причина, но она настаивала. Она чуть не плакала, говоря, как ей жаль, что она до сих пор нас ни разу не пригласила к себе, и все твердила, что ей очень хотелось бы узнать нас получше.
— И что ты ей ответила?
— Я не могла отказаться. Это было бы невежливо, да, и Чет много для нас сделал... — Мама пожала плечами и добавила: — Я пообещала, что мы придем.
В шесть вечера в пятницу.
— Правда? — все еще не верила я.
Мама опять пожала плечами.
— Думаю, это будет приятный вечер. Странноватый, но приятный.
— Ну и хорошо, — согласился папа. — Я изменю свой график на пятницу. А что мальчики?
— Концерта у них в пятницу нет, и на работе выходной, но я еще с ними об этом не говорила.
— А ты уверена, что они нас всех приглашают?
Мама кивнула.
— Пэтси несколько раз повторила.
Я чувствовала, что папе не по себе от этой идеи с ужином у Лоски, но мы оба понимали, что для мамы это приглашение очень много значит.
— Ладно, — сказал папа и пошел чистить лук, резать сыр и жарить гамбургеры.
Остаток дня я только читала и мечтала, и на следующий день в школе никак не могла сосредоточиться.
Мои мысли постоянно возвращались к Дэвиду. Я думала, какими были мои бабушка и дедушка, и сколько им пришлось пережить из-за сына.
Я много думала и о платане. Почему я о нем все время вспоминаю? Мама как-то назвала его «Памятником выносливости». Дерево столько всего пережило и выросло настоящим могучим гигантом. Многие думали, что оно уродливо, но я никогда так не считала.
Может, все зависит отточки зрения? Может, что- то, что мне кажется уродливым, другие находят красивым?
Как Шелли Сталле. Превосходный пример! Для меня в ней не было совершенно ничего привлекательного, но все остальные просто сходили по ней с ума.
Примерно в таком состоянии я и жила. До четверга. В четверг мы пошли в библиотеку, чтобы подготовить доклад по истории. Я подбирала книги по выбранной теме, когда меня позвала Дарла Тресслер.
— Иди сюда! — прошептала она, махая рукой.
Я поспешила к ней. Дарла указала пальцем между стопками книг и приказала:
— Слушай!
Это был голос Гэррета. И Брайса. И они говорили обо... мне. О моих курах. О сальмонелле. О том, как Брайс выбрасывал мои яйца. И о том, как я приводила в порядок двор.
Брайс говорил так, будто ему действительно было жаль. Но внезапно я похолодела. Он заговорил о Дэвиде!
А потом Гэррет рассмеялся и заявил:
