Черноглазый не ответил. Существуют Люди, для которых некоторые пустяковые вещи кажутся чересчур важными и серьезными. Некоторые зацикливаются настолько, что со временем перестают замечать поистине существенные проблемы, что им в конечном счете аукается.
Дабы не создавать неловкости, я тоже подошел к костру.
— Живой? — спросил я без всякого интереса.
— Дышит, — ответила девушка.
— Ясно.
Мы вернулись к машинам.
— Кстати, — обратился я к девушке, когда мы расселись по местам, — ты откуда вылезла?
— Вылезла? — фыркнула она. — Как грубо.
— А как я должен сказать? Ты выскочила, как черт из табакерки! Белое платье все в грязи, крови и рваное…
— Я про твою зеленую тряпку вообще молчу.
— … на голове кавардак, лицо чем-то заляпано.
— Где? — Девушка начала судорожно оттирать с лица невидимою ей грязь. Один из примеров зацикливания на пустяковых вещах, которые по большей части присущ лишь женщинам..
— Да вон, под глазом, — подсказал я, пока она себе кожу не содрала.
— А сразу не мог сказать? Сижу тут, как кикимора… пустынная.
Она и правда была похожа на кикимору: одежда разорвана, волосы как солома, черная солома, а руки еще грязнее лица. Несмотря на все это, такой вид придавал ей какую-то очаровательную аутентичность.
— Сразу — это когда? Когда мы уматывали от аборигенов и ядерного взрыва или когда так стемнело, что на расстоянии вытянутой руки ничего не видно?
— Ладно-ладно, я поняла: не было времени. Теперь все? — Девушка закончила оттираться.
— Еще вот тут немного. — Я показал пальцем на лоб.
Девушка почему-то резко отстранилась.
— Ты чего? — удивился я.
— Я думала, ты сейчас слюнями своими оттирать соберешься.
— С чего бы это? — усмехнулся я.
— Да кто тебя знает, — пробубнила она, оттирая лоб.
— Меня знают все, кому нужно, а вот насчет тебя не знаю, извини за тавтологию. Может, уже наконец скажешь свои имя?
Она немного замялась, словно решая, достоин ли я такой чести.
— Скажу: Мара.
— Мара? — поднял я брови. — Просто Мара?
— А что такого?
— Да нет, ничего. Если ты Мара, тогда я Хорс.
— А если я скажу, что не Мара, у тебя тоже имя сменится?
— Так что с тобой случилось? — ушел я от ответа. — Почему тебя не было вместе со всеми в лагере? Что ты вообще все это время делала?
— Что делала? Да ничего особенного. Когда я приземлилась, то дверца почему-то не открывалась…
— Она и не должна открываться, — перебил Мару Иолай, который, по идеи, должен был спать, как и все остальные. — В начале, по крайней мере. Там специальная программа стоит, которая не дает двери открыться еще десять минут после приземления. Нас так и поймали — просто обмотали «гробики» стальными тросами, чтобы мы дверцу открыть не смогли, потом прицепили к машинам и отвезли в лагерь, а там уже народу было слишком много с оружием, так что отбиваться не решились.
