— Врешь, тварь! — выкликнул молодой полицейский и даже сделал шаг вперед, но патологическая боязнь всего на свете не дала ему сделать надуманное, и он отступил на несколько шагов назад, повернулся к стене и закрыл лицо руками.
— Думай, что хочешь. А где ваши обалдуи? — обратился я к толстячкам.
— Всех телохранителей убили сразу, как только нас притащили сюда, — ответил второй более потный толстячок, не дав при этом высказаться Костуну. — А потом унесли их куда-то в сторону той сломанной железной штуки. — Он махнула в сторону башни с «ногами».
— А этот как же? — указал я на того, который, по моим представлениям, был телохранителем черноглазого, и который сейчас сидел на корточках — остальные стояли.
— Да какой из него телохранитель? — высокомерно усмехнулся Костун.
Он, как и все остальные толстосумы, вероятно, считал, что чем больше телохранитель, тем он сильнее. Сказал, а потом посмотрел на меня и как-то резко потупился.
— Хорошо быть человеком, согласись, — хриповато отозвался сидящий на корточках. — Никто тебя не воспринимает всерьез, считая замухрышкой и слабаком, а потому и не обращают внимания.
— А ты, значит, не такой?
Он с самого начала показался мне необычным, потому что обычные люди не могут быть телохранителями у таких, как черноглазый.
— Кто знает, у нас всех есть тайны. — И весело улыбнулся.
— С телохранителями понятно, — сменил я тему, — а где девушка?
Толстячки переглянулись и пожали плечами.
— Не было ее с нами, — впервые за все время подала голос лысая тощая старушка. Она, как и ее муженек, резко контрастировали с Костуном и вторым толстяком.
— Нас всех поймали, а ее не было, — поникшим голосом подтвердил лысый тощий старичок.
— Я так и сказала! — повысила голос жена.
— Я просто уточнил, — сказал еще более поникший муж.
— Ничего ты не уточнил. Сказал очевидное.
— Я просто…
— Ты всегда просто! Одна я всегда сложно и всегда виновата!
В этой паре главенствовала явно жена, что, судя по выражению глаз, доставляло ей неимоверное удовольствие. Я бы не удивился, узнав, что до этого у нее было пять мужей, которые скоропостижно скончались от какой-нибудь болезни, которую уже давным-давно научились предсказывать и лечить.
— Лучше б вы молчали, чистое слово, — вмешался Костун.
— А тебя не спрашивали, дэбел, — возмутилась старушка. — И не «чистое», а «честное».
— А при чем тут моя раса? Ты за своей смотри, танэк.
Оба пренебрежительно выплюнули названия чужой расы, словно это было какое-нибудь обзывательство. Названия некоторых рас и правда на некоторых языках было созвучно с чем-то неприличным и оскорбительным, хотя, насколько я знал язык и дэбелов, и танэков, у них ничего подобного не было. Хотя неологизмы можно придумать всегда.
