. Невольные опасения, внушаемые отживающему поколению монахов необыкновенною деятельностию руководителей русской общины, их явным превосходством, составляют одно из самых интересных зрелищ, уцелевших еще для путешественников. Заставая за делом этих суровых апостолов, нам казалось, что пред нами предстали древние франконские и саксонские монахи, так удачно разрушившие некогда феодальное здание. Всегда в дороге или пешком, или на корабле, на пути в Карею или в Стамбул, не чувствительные к физической усталости, не знающие покоя, проповедующие и дома, и с высоты своего седла, из всех страстей сего мира сохранившие одну только любовь к своей народности – они напоминали нам собою апостолов XII века Бернарда и Арнольда Бресчианского»[161]. Так писал о русской монашеской общине на Афоне в данное время по сравнению ее с общинами греческих монастырей ученый иностранец, и нам ничего не остается прибавить к сказанному. Sapienti sat[162].
Глава VII
Греко-русский пантелеимоновский процесс
Русские иноки, вступившие в Пантелеимоновский монастырь в 1840 году вместе с о. Иеронимом, хотя поселились в нем по усиленной просьбе греческих монахов, однако эти последние и не думали считать их равными себе. Греки смотрели на русских как на пришелцов, своих рабов, которые обязаны были за плохой приют и крайне скудный стол работать на монастырь, подвергаться всевозможного рода лишениям, нуждам и т. п. Малочисленность русской братии, безвыходно тяжелое положение монастырских финансов и полная почти скудость личных средств – все это заставляло русскую братию временно мириться с своим приниженным положением в монастыре.
Посещение Афона и в частности русского Пантелеимоновского монастыря в 1845 году великим князем Константином Николаевичем[163] подняло престиж русских в глазах греков-афонитов, и сами русские афонцы стали с этих пор смотреть на себя, как на членов или представителей великой русской нации. Последовавший вскоре за тем прилив русских иноков, весьма значительный приток пожертвований в руки русского духовника, который, как и раньше, продолжал поддерживать единодушие между разноплеменною братиею и делился всем с греками, и также чрезмерное высокомерие и надменность этих последних по отношению к русским побудило наших соотечественников возвысить свой голос на самозащиту, заявить и о своих правах в монастыре. Однако эти заявления начались с весьма умеренных требований и только лишь потом уже постепенно росли и росли, благодаря начавшимся внутренним неурядицам. Так, когда количество братии из русских, после крымской кампании, возросло свыше ста человек, то они заявили игумену и греческой братии желание слышать на трапезе чтение по-русски или по-славянски, хотя бы два раза в неделю, а именно в среду и пятницу, причем и трапезу в эти дни благословлял бы русский иеромонах. Игумен Герасим, и благомыслящая часть греческой братии, имея в виду заботы русской братии «о благосостоянии монастыря» и «неуклонные труды», согласились на просьбу русских, но ревнители не по разуму воспротивились и долгое время не являлись на трапезу в те дни, когда чтение было по-славянски. Это происходило в 1857 году, а в 1866 году был установлен относительно чтения на трапезе нынешний порядок, т. е. один день читать по-г речески, а другой день по-славянск и. Такой же порядок был заведен и относительно псалмопений в храме.
