Власть. Монополия на насилие | страница 93
К заявителям следующего митинга уже официально присоединился Сергей Пархоменко — то есть кроме «Солидарности» и «Левого фронта» соорганизатором митинга стал наш, как мы себя назвали, «союз писателей» — тот журналистский чат из Facebook. Юрий Сапрыкин, концертный опыт которого превосходит митинговый опыт любого оппозиционера, организовывал сцену и звук, Ольга Романова собирала пожертвования в «Яндекс-кошелек», в редакции «Большого города» Павел Бардин снимал зазывающие на митинг видеоролики, на странице митинга в Facebook шло голосование, в котором люди выбирали ораторов на этот митинг — место уже было определено и споров не вызывало, площадь Сахарова. В общем, происходили довольно приятные хлопоты. Настолько приятные, что предмитинговый четверг, как и четверг накануне Болотной, оказался днем почти гарантированного раскола в стиле все той же игры в наперстки. Меньше всего мне бы хотелось в чем-то обвинять депутата Госдумы Илью Пономарева, но созданная им инициативная группа митинга чуть не превратилась в параллельный оргкомитет, а устроенное ею голосование на сайте surveymonkey.com, где тоже выбирали ораторов для митинга, для многих сочувствующих стало официальным голосованием митинга. В этом голосовании, как известно, лидировал знаменитый когда-то нацист Максим Марцинкевич по прозвищу «Тесак», и это было прекрасным подарком тем, кто или по службе, или еще по каким-то причинам всюду говорит, что если бы в России была настоящая демократия, то к власти, конечно, непременно пришли бы фашисты (хотел бы выделить главную энтузиастку этого тезиса Маргариту Симоньян с телеканала RussiaToday — ее микроблог в «твиттере» был почти полностью посвящен угрозе фашизма до вечера 23 декабря, когда вице-премьером назначили Дмитрия Рогозина; госпожа Симоньян отреагировала на это назначение записью в «твиттере», что ей тоже казалось, что Рогозин националист, но потом она с ним познакомилась и поняла, что это не так).
Трудно сказать, чем бы закончилась история с двумя оргкомитетами, если бы в ночь на среду, двадцать первое, из спецприемника после 15 суток ареста не вышел Алексей Навальный, который провел последнее заседание инициативной группы Ильи Пономарева и привел его к решению, устраивающему и основной оргкомитет — эту историю хочется пересказать именно так кратко, потому что даже самый радикальный оппозиционный романтик, я думаю, не стал бы утверждать, что для кого-то из тех десятков тысяч, которые вышли в субботу, 24-го на проспект Сахарова, было важно, кто и в каком оргкомитете заседает. Наверное, я сейчас скажу тоже какую-то романтическую вещь, но эти десятки тысяч на проспекте Сахарова еще до того, как они туда вышли, и обеспечили неисправность всех внутренних и внешних факторов, влиявших на дееспособность оппозиции до этого декабря. Кладбище оппозиционных коалиций, создававшихся в нулевые, кажется сейчас бескрайним — «Комитет-2008», «Другая Россия», «Национальная ассамблея» и так далее. Как только на улицу всерьез вышли люди, история таких структур закончилась. Если Акунина не пустить на трибуну, он все равно останется Акуниным и будет значить для людей на площади больше, чем любой профессиональный политический лидер, представляющий интересы всех полутора десятков членов своей организации. И Парфенов останется Парфеновым. И Сапрыкин Сапрыкиным. Навальный, кстати, тоже останется Навальным вне зависимости от того, где и в каком составе заседает оргкомитет. Ни Акунин, ни Парфенов, ни Сапрыкин, конечно, не согласятся, если их сейчас назвать политиками. Но на Болотной площади и на проспекте Сахарова они вели себя как политики по факту, и тут даже их согласия не нужно. Если человек выглядит как политик и ведет себя как политик, то он политик. Это можно сравнить с народным ополчением, каким бы пошлым ни казалось сравнение: когда оказалось, что Москву защищать некому, шинели надели студенты, профессора, рабочие и прочие. Москву отстояли, сняли шинели, вернулись к обычным делам — те, кто выжил, конечно. Когда ведущая Ъ-FM представила меня как организатора митинга, я мог ответить ей вот этим текстом. Но времени формулировать не было.