Заметки в ЖЖ | страница 31
Почему мы хотим героя? Трагедия всегда востребована, трагедия, как «победа духа над предательством индивидуальной судьбы» (Ромен Роллан). Герой, как образец концентрации оптимизма и энергии, который всегда ищет человек.
Может быть и другой подход. Пример Островского – это сочетание наркоза и психотерапии. «Боже мой, ему гораздо хуже, чем мне. А он вон как!» Борьба, преодоление – хороший товар для широких масс в сочетании с утопической идеей. Иногда – с агрессивной утопической идеей. Борец, сплошь и рядом, – малоприятная личность.
Однако всеми любимый Платонов (уже после написания «Котлована» и «Чевенгура») писал по поводу героя типа Павки Корчагина: «Для целесообразной жизни народа нужна особая организующая сила в виде идеи всемирного значения». Что он имел в виду – утопию или любовь к дальнему?
В детстве я не думал о таких материях: любовь ко всему человечеству (любовь к дальнему) или любовь к человеку? Любовь к человеку и любовь к человечеству – разные вещи. Доктор Гааз, врач, математик и философ Альберт Швейцер – им надо было добиться переустройства земной жизни, но что они делали? – конкретные добрые дела. Любовь к дальнему не получается на практике, получается любовь к конкретным людям.
«Самое дорогое у человека – это жизнь, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Почему люди влюблялись и сейчас влюбляются в этого героя? В нас живет потребность в волонтерстве.
Нас привлекает борьба добра и зла внутри человека. Но что мы скажем о судьбе самого Николая Островского? Он из плеяды облапошенных и оболваненных… Если бы он встал… Его скорее всего расстреляли бы, он был бы не нужен этой «идеальной народной» власти. Но это не зачеркивает, а только поднимает его личный подвиг. Он жил в рамках догмы, но он делал то, что считал нужным, и поэтому был свободен. Мы учимся у этого зажатого догмами человека,… мы учимся свободе. Что может быть сильнее порыва к свободе? Василий Гроссман: «Море, конечно, не свобода, а лишь символ свободы. Но как же прекрасна сама свобода, если даже напоминание о ней делает человека счастливым!»
Будучи старшеклассником, я считал своим любимым героем Мартина Идена. Честный, смелый, сильный, одаренный, пробивался свои трудом и талантом. Закончил, правда, трагически, «честный творческий человек не может жить в буржуазном обществе!» – так нам объясняли, но мне это было непонятно. Как удивительно распорядилась жизнь. Сейчас мне кажется, именно сейчас, что у меня появилось много общего с этим героем. Мы оба из простой семьи, я всю жизнь пробивался без чьей-то помощи, сам, прошел, как говорят, «огонь и воды», кстати, и «медные трубы» тоже были. Теперь я тоже писатель, не такой признанный, как Мартин Иден в романе Лондона, но тоже немного поднялся профессионально. Так же, как и мой герой, всю жизнь не очень ладил с бомондом. В свое время сознательно ушел из высоких властных и бизнес-сообществ. Был в моей биографии и эпизод, подобный роману Идена с Руфью: любил девушку не своего круга, может быть из бомонда, ну не совсем бомонда, она считала, что из бомонда, вначале она меня тоже выделяла, может, немного и любила, а потом нет, сочла не комильфо. А я и сейчас ее люблю. Но мысль свести счеты с жизнью у меня никогда не возникала. Думаю, и не возникнет.