– А что делаешь ты? Продаешь себя?
Его голос прозвучал зловеще. Ей стало страшно.
– Ну, мы оба знаем, что наши чувства не задеты… Если не принимать во внимание страсть… физическое влечение.
– Конечно, – холодно ответил он. – И ты объяснила это своей матери?
– Нет, разумеется. – Элис передернуло от его тона. – Неужели ты думаешь, что она смогла бы смотреть на то, что я как купленная невеста иду к алтарю? Знай она, что этим браком заплачено за страшные ошибки, которые она и отец совершили, то была бы окончательно сломлена. Я сказала ей то, что сказала тебе: что я хочу сама выбрать себе платье и сама заплатить. – Это ее брак, ее свадьба, ее выбор. – Не всякая дочь хочет надеть платье матери. Большинство женщин хотят особенный наряд для особенного дня.
– Но не моя мать. – Дарио произнес это безжизненным тоном. – У нее никогда не было свадьбы… не говоря уже о платье.
Раньше он дал ей понять, что не хочет, чтобы она интересовалась его прошлым. Но может, сейчас ей удастся что-нибудь узнать?
– Твой отец так ее и не признал?
Как бы Элис не хотела освободиться от всей той лжи и неприятностей, связанных с родителями, о которых она недавно узнала, но сомнений в том, что она была желанным ребенком, у нее никогда не было.
– Ни ее, ни меня. Она не знала, что он женат, а он ей об этом не сказал. Он хотел просто переспать с ней, а потом забыть про этот эпизод. Он думал, что и она тоже забудет, но она обнаружила, что беременна.
– Она ему рассказала?
– Разумеется, она рассказала… или попыталась это сделать. – Дарио нервно взъерошил волосы. – Она написала… она даже узнала его домашний адрес и потратила все, что скопила, чтобы добраться до него. Он не захотел ее видеть – дверь захлопнули у нее перед носом.
Элис впилась ногтями в ладони – она представила, что пережила несчастная женщина.
– Она снова попыталась его увидеть, когда родился я. Она взяла меня с собой, она была уверена, что мой отец… – Дарио произнес слово «отец» так, словно у него во рту отрава, – не сможет отвернуться от собственного сына.
Наступило молчание. Дарио, прищурившись, смотрел на восход солнца.
– Он смог. Не успела она переступить порог, как один из слуг был послан сказать ей убираться вон, а иначе вызовут полицию. Но она не сдавалась. Она снова пришла, когда мне исполнился год, и продолжала приходить каждый год, пока не заболела раком. В тот год к нему пошел я. Я должен был попросить его помочь ей.
Сколько же горечи, невысказанной боли было в его голосе! Элис это почувствовала. Он пошел ради матери, хотя в его душе все протестовало.
