Одинъ ползалъ по земле и ежедневно набиралъ по тысяче зеренъ проса-единственную пищу, которую глоталъ онъ зерно за зерномъ, пока не умиралъ съ голоду; другой натиралъ все, что елъ, горькими травами, чтобы не наслаждаться вкусною пищею; около нихъ лежалъ третий, святая жертва самоистязания, безъ глазъ, безъ языка, глухой, горбатый, оскопленный; душа изувечила тело его ради славы страдания, ради награды, обещанной по словамъ священнаго писания темъ, чьи скорби заставляютъ стыдиться самихъ боговъ, создавшихъ скорби, и делаютъ людей богами, способными перенести столько зла, сколько его не найдется и въ аду.
Грустно посмотрелъ на нихъ господь нашъ и сказалъ одному изъ главныхъ самоистязателей:
– Многострадальный учитель! Я искатель истины, несколько месяцевъ живу на этомъ холме и вижу, какъ ты и другие братья мои предаются самоистязанию; скажи, зачемъ прибавляете вы зло къ жизни, которая и безъ того-зло?
Мудрецъ отвечалъ:
– Въ писании сказано: если человекъ будетъ умерщвлять свою плоть и доведетъ себя до того, что жизнь станетъ ему страданиемъ, а смерть сладостнымъ покоемъ, – страдание смоетъ съ него кору греха, и очищенная душа его изъ юдоли скорбей вознесется въ небесныя обители къ неизреченному блаженству!
– Посмотри на облако, что несется въ небе, – отвечалъ царевичъ, – оно прекрасно, какъ золотое покрывало на троне Индры; поднялось оно изъ бушующаго моря и должно снова упасть внизъ въ виде капель дождя, а затемъ тяжелымъ утомительнымъ путемъ, пробираясь сквозь ущелья, болота и грязныя лужи, дойти до Ганга и излиться, наконецъ, въ море, откуда оно возникло! Почемъ ты знаешь, о мой братъ, не такая ли судьба ожидаетъ после многихъ страданий и святыхъ, удостоившихся блаженства? То, что поднимается, падаетъ, – что приобретается, расходуется; и вы, дающие кровь свою въ обменъ за небо, что скажете вы, когда постигнете, что ряду такихъ обменовъ и конца не видно?!
– Можетъ быть, что и такъ, – простоналъ подвижникъ. – Увы, мы этого не знаемъ и ничего не знаемъ наверно; но после ночи наступаетъ день и после бури-затишье, а мы ненавидимъ это проклятое тело, которое держитъ въ плену душу, жаждущую вознестись на небо; ради нашей души мы претерпеваемъ кратковременныя мучения, чтобы получить отъ боговъ более прочное блаженство!
– Да, но если это блаженство продолжится даже мириады летъ, – сказалъ онъ, – въ конце концовъ оно все же таки, изсякнетъ; а если нетъ, то, можетъ быть, есть где-нибудь-здесь, тамъ, где-нибудь, другая жизнь, не похожая на нашу, – жизнь не изменяющаяся? Скажи! Уже ли ваши боги вечны?
