Онъ заслуживалъ любовь матери по своей добротѣ и кротости нрава и особенному свойству всѣмъ нравиться, ко всѣмъ быть внимательнымъ и любезнымъ, Онъ былъ въ полномъ смылѣ слова ласковое, милое, добросердечное дітя, а впослѣдствіи добрый юноша. Русые его волосы вились отъ природы въ глянцовитыя кольца, сѣрые большіе, свѣтлые глаза глядѣли добродушно, толстоватыя, но пунцовыя, какъ малина, губы улыбались охотно и часто. Объ немъ нельзя было сказать, что онъ уменъ, но такъ ужъ милъ и пригожъ! Въ домѣ всѣ его любили отъ судомойки до первой горничной и отъ дворника до дворецкаго. Для всѣхъ у него было доброе слово и привѣтъ.
— Деньги, говаривала матушка, — не держутся въ его карманѣ, текутъ, какъ вода. Сереженька до тѣхъ поръ спокойствія не имѣетъ, пока не раздастъ ихъ.
— Безсребренникъ, говорила няня, — не даромъ онъ родился наканунѣ св. Кузьмы и Демьяна безсребренниковъ.
Марья Семеновна не могла наглядѣться на него; она по цѣлымъ часамъ сиживала съ чулкомъ около него, когда онъ учился, и не мало забавляла насъ своими причитаніями и сѣтованіями.
— И что это васъ, дѣточекъ, мучатъ, говаривала она. — Развѣ вамъ пить-ѣсть нечего. Слава Богу, всего вдоволь. Жили бы, поживали. И зачѣмъ это?
— Какъ, няня, зачѣмъ? Все знать надо. Ну, вотъ, няня, скажи-ка, какъ ты думаешь — велико солнце?
— Что мнѣ думать. Богъ глаза далъ. Оно отсюда, снизу, кажется маленькимъ, а должно-быть велико-таки. Я полагаю больше будетъ задняго колеса нашей большой кареты.
— Ну вотъ и ошиблась, восклицалъ Сережа: — оно, солнце-то, очень, очень велико, больше земнаго шара.
— Какого земнаго шара?
— Нашей земли, на которой мы живемъ.
— Такъ говори путно, какой такой шаръ поминаешь, надъ старухой не смѣйся грѣшно. Я не дура какая, либо юродивая, чтобы такому вздору повѣрить. Вишь ты! У тебя еще молоко на губахъ не обсохло! Туда же, смѣяться надъ старухой, кропоталась не на шутку обидѣвшаяся няня.
— Вотъ-те крестъ, говорилъ братъ серьезно, которому упреки няни дошли до сердца, — я не смѣюсь надъ тобою, нянечка. Солнце больше земли. Вотъ тутъ, я учу, измѣрено. — И онъ показывалъ ей на свой учебникъ.
— Измѣрено! повторяла няня съ негодованіемъ. — а кто мѣрилъ? Кто тамъ былъ? Подлинно у баръ либо денегъ много, либо ума мало, что за такія-то сказки они деньги платятъ. Этому-то дѣтей учить, на этой-то пустяковинѣ ихъ моромъ морить! До полночи просиживаетъ, голубчикъ, дребедень-то эту заучивать! и!.. и!.. и!..
И няня качала головою, возмущенная и озадаченная.
