Зажужжала длинная полоска молнии. Сначала в ход пошли извлечённые из рюкзака плоская отвёртка и укороченный гвоздодёр, которые, несмотря на всю тщательность с которой грабитель пытался поддеть край двери, не произвели на оный должного эффекта. Тогда он сменил тактику.
Достав растянутый резиновый пакет из внутренней подкладки, со странного вида порошком сиреневого цвета, он быстро вскрыл его и посыпал содержимое в дверные стыки. После – обильно выдавил остатки в подобие небольшого зазора у основания преграды. Порошковая гремучка с реакцией на резкий звук, подобный топоту. И тоже хит, но большей частью из среды тех, кто с подобных зажиточных граждан не прочь был смыть незримую ухмылку превосходства.
Он отошёл и сильно ударил пяткой о крыльцо. Зелёные пузыри образовались с шипением подгорелой яичницы, почти моментально вспухли и начали расширятся в диаметре прямо как шишки грибовидных мам-снарядов.
Взрыв получился сильнее, чем изначально планировалось. Дверь напрочь оторвало вместе с фрагментами мраморных ступеней, а горячие пары оплавленной стали взвились в небо холодной ночи, словно разрезая темноту струями волнистого света, который вовсе не освещал, но даже с расстояния трёх метров ощутимо грел. Выглядело несколько поэтично, однако ему некогда было любоваться подобным зрелищем. Ударная волна наверняка перебудила половину жителей близлежащих домов, хоть те и стоят не меньше чем в паре километров, а значит из Мидлсбро скоро нагрянут отряды Бобби, в сопровождении по меньшей мере взвода сапёров.
Он дотронулся до ещё тёплой дверной окантовки. Рукав куртки отогнулся, блеснул циферблат отцовских часов. Подложка с типовым изображением: орёл, якорь, два скрещённых меча, пояс листьев и английская корона – непременный атрибут старых наградных безделушек. Часы напоминали ему о многих забавных и многих достойных скорби историях. Отец любил рассказывать истории, но о своей войне – первой войне нью-континентальных блоков в конце двадцатых – так ни разу и не обмолвился на семейном ужине. Он хорошо помнил это его извечное протестантское добродушие к окружающим, словно то была норма негласного этикета. Приветливый с посторонними и нарочито строгий с близкими. Напиши так над дверью и сразу будет понятно, кто здесь живёт. Позднее он понял, что так отец выдерживал дистанцию. Его личная "формула" уединения и душевной гармонии. Характеры отца и сына никогда особо не находили точек соприкосновения. Ирония, но именно теперь, когда его не стало, их сходство легко бы угадывалось со стороны.
