На следующий день ситуация повторилась. Снова Мартин стоял в кабинке одетым и не знал, что ему делать. В этот раз я решила помочь парню более основательно и помыть его самой. Но не в комбинезоне же это делать. Я разделась, вошла вместе с ним в кабинку и стала намыливать его тело. Попутно волей-неволей я отмечало насколько оно хорошо развито. Внешне никакого особого впечатления не производит, но стоит провести по нему рукой — прощупываются стальные мускулы. На руках. На бедрах. Кубики брюшного пресса… рука нечаянно скользнула ниже и… отдернулась, словно от раскаленной сковородки. И жар мгновенно передался мне.
Я не заметила, как мытье превратилось в ласку, а намыливание — в поглаживание. Как его руки, губы и все тело отзывчиво приняли правила игры, и я ощутила наяву то, что представляла себе раньше только в воображении. Его губы нашли мои, и я ответила на поцелуй… как умела.
Его руки и губы ласкали мое тело, и, казалось, были одновременно везде. Меня трясло от страха и все возрастающего желания, которому я больше не хотела противиться.
В какой момент мы соединились, я уже отчетливо не помню — была словно в тумане. Первое проникновение, как и рассказывали мне знающие подруги, резануло болью, но вскоре она приутихла, затопленная волной удовольствия.
Ерунда. Полчаса в регенерационной камере и раны, как не бывало.
Что творил со мной Мартин, даже рассказывать не хочется. И не потому, что это было нечто грязное или непристойное, просто это мое и ничье больше. Мое и Мартина. Разум его спит, но умное тело прекрасно знает, как доставить девушке удовольствие.
На секунду что-то гаденькое прошипела ревность: сколько, дескать, баб он отымел до тебя, — но я быстро задушила змею. Сколько бы ни было, здесь и сейчас, он мой. Только мой! Мой и ничей другой! Никому не отдам!
Две недели пролетели, словно миг. Я чувствовала себя на вершине блаженства. Что еще нужно, если вечером засыпаешь в объятиях любимого, а утром просыпаешься с его рукой на груди или на талии. Мартин слушался меня беспрекословно. Он был словно большой ребенок. За ним надо было присматривать, ухаживать. И мне это нравилось.
Его надо было оберегать от неприятностей. Например, несколько раз в фехтовальном зале его пытались задирать и оскорблять, вынуждая на тренировочный бой. Думаю, задиры догадывались, какие отношения нас с ним связывают — наверное, мой взгляд на Мартина о многом говорит — и не могли смириться с тем, что им — таким всем из себя умным, красивым, обаятельным и привлекательным вдруг предпочли этого недотепу.
