Разбуженный громким стуком в дверь Петрович огромными глазами смотрел на записку, которой потрясал у него перед лицом разгневанный Анатолий Евгеньевич. Сначала, конечно же, он понять ничего не мог, а потом прочитал то, что в записке написано, решительно замотал головой и честным возмущенным голосом закричал:
- Анатолий Евгеньевич, голубчик, да что вы мне такое показываете?
- Только то, что ты, Петрович, чистосердечно сознался, тебя ещё спасает! Как ты мог! Ну, говори, окорочка, "палочки" и веревку тоже ты украл? А лопату? Да зачем она тебе?
- Вот именно! - взвизгнул завхоз, пылая праведным гневом. - Зачем? Христом-Богом клянусь, что не брал я никаких окорочков, и "палочек" не брал! Да и как бы я мог взять? Вы раскиньте мозгами? На меня ж на первого подумают!
Инициатива в этом разговоре моментально перешла к Николаю Петровичу, тот ухватил начальника лагеря под бока, усадил на свою койку и принялся с жаром доказывать ему, что никак и ничего он украсть не мог. С каждой минутой Анатолий Евгеньевич все больше покрывался пятнами стыда, а его интеллигентный разум соглашался со всеми доводами невинно оклеветанного завхоза.
- И вот теперь Анатолий Евгеньевич, повнимательнее посмотрите на записку. - разглаживая бумажку на коленях начальника лагеря, активно говорил Петрович. - видите, почерк-то детский. Совсем детский. А вот накладные и книги учета. Вот как я пишу, вот у меня какой почерк, смотрите. Ну?
- Да, да, согласен...
- Так что сами подумайте, что получается? - в голосе завхоза слышалась уже торжествующая радость полностью оправданного честного человека. - Что какие-то дети решили меня перед вами...
- Да, я понял, что они решили сделать! Николай Петрович, прости, добрая душа! - вскакивая с места и хватая разгоряченного толстячка за руки, взмолился Анатолий Евгеньевич. - Да как же я так! Ведь, правда, напраслину на тебя возвел! Конечно, как ты мог, на тебя же, действительно, в первую очередь можно подумать. Вот какой-то негодяй и воспользовался, оклеветал...
Долго извинялся начальник лагеря перед скромно потупившим глаза завхозом, затем пожал ему обе руки и, под заверения Петровича помогать ему бдеть и искать вора, сжавшись, убежал к себе в домик. Его жег стыд. Только спустя несколько часов решился Анатолий Евгеньевич появиться перед людьми и рассказать, что неизвестный вор вдруг вернул награбленное.
... - Гады, ах, гады... - по команде поднимая и опуская ноги, пыхтел Костя Шибай. - Детей сна лишают. Что им тут - концлагерь, что ли?
