Теперь уже не важно.
Не удержали бы мы Сараево — не было бы нашей страны. Змею хватают за шею, а не за хвост, об этом надо помнить (10 февраля, 1995).
Надо наконец поехать в Боснию, на море.
Нельзя поступать так, будто мы забыли, нельзя вести себя так, будто мы не чужие, нельзя чувствовать себя виноватыми, не нужно притворяться, что наше детство было нормальным.
Я и своим иллюзиям не верю.
И писать на заправке нужно именно так — чтоб соответствовать.
Это не просто.
Просто — это о пиписьках разговаривать.
Заправщик глядит на номер. Я улыбаюсь, что-то спрашиваю. Черт его знает, куда этот йот пихать. А вообще, хватит с меня европейской совести, неровного пульса, воспоминаний.
Рядом с заправкой игровая площадка с английским газоном. Газон такой зеленый, будто раскатан тут в рамках европейской программы по реконструкции и восстановлению. Обойдя вокруг, мы останавливаемся у дороги, закуриваем. Срываем неспелый гранат.
В городах здания щербатые.
В деревнях мечети, дома живые и мертвые. Подсвеченные кресты в горах. Все поделено.
Мостар переливается в лучах.
В дельте Неретвы дождь.
Через Боснию к морю.
В реке повисают облака, по мне, так стоять бы там Ричарду Бартону, с победным видом скрестив на груди руки.
Рядом с границей — мусор: пластиковые бутылки, консервные банки, обертки от конфет, — мы прохаживаемся рядом с машиной. Смешное положение дел: мы снова захватчики, паломники, следуем в поисках затонувшей литературы. Наконец я услышала то, чего ждала всю дорогу: как хорошо, что я придумала и устроила это путешествие.
В машине извлекаем карту 1978 года выпуска: еще 85 километров, и мы в Купари.
Летом 1990-го я ехала из Дубровника в Кардейево на автобусе, оттуда поездом домой. Тогда взорвали поезд, и все об этом судачили, а я помню только белую нейлоновую сумку, вонявшую рыбой. Мы подпрыгивали в автобусе вдоль искореженных рельсов.
Тогда я и не думала, что этой дороги больше не будет. Полтора года спустя, когда я в феврале тряслась домой из Сараева, то не думала, что последние эвакуационные автобусы уйдут, не пройдет и месяца.
Я и о выражении таком не думала.
Долина Неретвы спокойна. Пальмы и теплицы.
Показалось море. Мы с восклицаниями показываем в ту сторону, сын все время теряет из виду синее пятно.
Теряет, находит, не верит, что еще целый час, а то и дольше под таким-то ливнем.
Карта 1978-го у меня в голове, только так ее можно развернуть настолько, чтоб увидеть, сколько еще ехать. И куда ехать.
