Первыми по мосту начали ходить рабочие с кирпичного завода — прибили к сваям несколько досок и с громилой Адамко во главе прошли, покачиваясь, над водой. Рабочих было шестеро, среди них и Добре, кочегар, тот, что жил на улице Кеглович. Адамко и остальные жили в новом Поселке, и, благодаря мосту, дорога на работу стала для них намного короче. Первопроходцы радостно прошагали по улице Кеглович от начала до конца.
В тот же вечер жители улицы снова в полном составе собрались перед домом Ромоды.
— Видеть этого Адамко не могу, — начал Курани Кишш, — прямо плохо становится, когда он перекатывается на своих кривых ногах у меня перед глазами.
— Ревматизм у него, вот ноги и кривые, — пояснил пасечник Святой Янош, — столько лет ногами глину, да навоз месил для мазанок. Вот холодная жижа ему ноги-то и попортила, теперь иногда уже и стоять как следует не может. Говорят, его с завода выгнать собираются.
— Все равно не нравится он мне, — продолжал Курани Кишш. — И голос у него противный, тонкий, точно девчачий.
— А как в сорок пятом он визжал, — вспомнил Опана. — Взобрался на поддон с кирпичами, да как завопит: «Завод — наш! Наш теперь завод!» Захлопали ему тогда даже. Только старый Тамаш Форгач ему и говорит: «Скотина ты, Адамко, чисто скотина. Никогда этот завод твоим не будет. Только работа. Она — всегда твоя». Но Адамко лишь рассмеялся и давай дальше вопить, мол «наш теперь завод». Теперь зато и работы ему скоро не видать.
— Выгонят его с завода, — подтвердил Святой Янош.
— Не факт, — возразил Добре.
— Смотреть на эти ноги его кривые не могу, — не унимался Курани Кишш. — Давайте сделаем что-нибудь с этим чертовым мостом. Через несколько дней они уже и доски положат, потом перила приколотят, тут уж не только на Адамко и иже с ним придется любоваться.
— Поджечь весь этот мусор, и дело с концом, — высказался Банди Розмарин.
— Сваи уже не подожжешь, только доски, — сказал Опана.
— Этого бы хватило, чтобы ненадолго все приостановить, — рассуждал вслух Курани Кишш. — Пока все расследуют, пока посоветуются, глядишь, лето и пройдет.
Все выжидающе посмотрели на Ромоду, который напряженно смотрел в сторону реки. Там, как и в предыдущие вечера, горел костер ночного сторожа. Наконец, плотник произнес:
— Зовите сюда детей!
— А что если на нас давить начнут? — спросил Бергер. — Подозрение явно падет на нас.
— Будем все отрицать! — отрезал Ромода. — Если совсем все плохо будет, свалим все на сына Шебештьена, с дурачка спрос не велик.
