― Я сказал, даже не думай об этом.
Следующее, что она поняла, это, что рот Блейка находился на ее. Он прижался к ней жестко. Не размышляя ни секунды, она открылась ему, пылко прижимаясь в ответ, приглашая его язык проникнуть меж ее губ и сплестись с ее.
Битва за ручку забыта, Энди позволила ей упасть на пол со стуком, а сама обняла руками Блейка за шею. Одна из ее босых ног обернулась вокруг его ноги, а Блейк поощрил поднять и вторую и обернуть их вокруг его талии, его руки находились у нее под попкой для поддержки.
В таком положении она могла чувствовать, что ее поцелуй делал с ним. С дикой несдержанностью она терлась бедрами о его твердость. Блейк зарычал перед тем, как прикусить ее нижнюю губу. Боже, этот поцелуй был фантастическим. Ничего общего с тем последним поцелуем, что у них был ― тот был сладким и чувственным. Этот же был яростным, настойчивым и испепеляющим. Тот был первый поцелуй, который не имел продолжения. Этот же приводил к большему.
По крайней мере, должен был привести к большему, если бы у Энди было что сказать на этот счет. Он в долгу перед ней, а оргазм был бы удовлетворительной платой.
И раздумывая о том, как он сплетен с ней ― или она с ним, трудно было сказать, есть ли тут какая-то разница ― у нее было ощущение, что Блейк не будет возражать.
Слава Богу.
***
Блейк не мог поверить. Он провел бессонную ночь, крутился и вертелся, его бросало от сожаления к замешательству, затем снова к веселью, и снова к сожалению, как бросают волейбольный мяч через сетку. Пока он пытался гнать от себя мысль о сюрпризе Андреа, он не мог отвертеться от мысли об ее явных намерениях. Что обеспечило ему сильнейший стояк в дополнение к постоянному кручению-верчению. Не удивительно, что ночь была бессонной.
Поэтому этим утром он пришел в офис решительно настроенным исправить все. Он купил розы ― Дреа несколько раз говорила в своих инструкциях на протяжении недель, что женщину можно расположить к себе цветами. Ее реакция на его покупку, тем не менее, заставила его на мгновение задуматься, была ли Андреа Доусон на самом деле женщиной.
Затем они поспорили, и, черт возьми, каждое яростное слово, что вылетало из ее ротика, заставляло его штаны все больше натягиваться в области промежности. Она сводила его с ума, превращая то в печально-возбужденного, то в яростно-возбужденного. Теперь, после определенных событий, которые удивили даже его, он целовался с ней и вцепился ей в одежду, как сексуальный маньяк.
