Надо сказать, что лишь иногда в этих местах изображают Будду просветленно-отрешенным. Но в большинстве случаев, особенно в сувенирных статуэтках – никакой сосредоточенной боговдохновенности или агеластии, как выражался Панург, за счет монастырской эллинской, аристотелевской учености своего автора знавший миф о том, что скала в Элевсине, у которой присела Деметра, оплакивавшая Персефону, именовалась Агеласт. Эти изображения скорее напоминали то ли Мамуса, бога иронии и насмешки, то ли веселящегося Пана, а то и Приапа, но без должного приапического достоинства, конечно.
Фэй подчас проявляла набожность, но не всегда. Отчего один раз она преклоняла колени, а в другой – лишь кланялась, сложив ладошки под подбородком, я не знал. Хотя потом стал догадываться, что коленопреклоненно она обращалась к божеству с какими-то просьбами. А в иных случаях лишь воздавала должное уважение идолу.
Но не только Будде поклонялась Фэй.
Кажется, она, как и все ее соотечественники, была совершенно убеждена, что даже в самом скромном жилище непременно живут духи. И потому трогательно меняла цветы в вазочке, стоявшей в уголке моего бунгало, стараясь демонов умилостивить. Цветы он выбирала причудливо – на вкус, осторожно надкусывая лепесток. Я пару раз пытался переставить эти гербы на стол, но она испуганно возвращала цветы на место. Что ж, по восточным поверьям духи и демоны обитают на деревьях, в скалах, в долинах, возле озер и источников, слоняются по полям и лесам. В селениях они стремятся проникнуть в дома, и для них приходится строить во дворе поднятые на сваях уютные нарядные домики, отдаленно напоминающие наши голубятни. Но проникают бесы и в города, могут облюбовать массажный салон или кабину водителя междугороднего автобуса. На этот случай владелица борделя или водитель автобуса тоже держат цветы в специальной вазочке, и вдоль трасс стоят продавцы свежих цветов, которые водители покупают, не выходя из кабины, и обновляют свой букет, чтобы умилостивить духа и склонить в дороге не зловредничать.
Сначала я позволял себе посмеиваться над Фэй, но она смотрела на меня с искренним сожалением, как на слабоумного. Я замечал, что в такие минуты она относилась ко мне с сожалением и даже тайным пренебрежением, опять видя во мне только пон чаа. Мало, что я не понимал человеческого языка, как младенец, но к тому же был настолько туп, что не разделял ее верований, не преклонял колен перед Буддой и не испытывал уважения к духам.
