Это прозвучало угрожающе – Иозеф понял, что, скорее всего, американского паспорта ему больше уж не видать…
На другой же день после этого разговора по здравом размышлении Иозеф подал прошение об увольнении из посольства.
Когда он сообщил об этом Нине, та побледнела.
– Разговор с послом был не просто унизительным: фактически он предложил мне отставку. Так что выбора не было. – Он помолчал. – Знаешь, не помню, я говорил тебе, из Госиздата мне пришло письмо, они готовы заключить со мной договор на книгу о Дантоне, – успокоительно закончил Иозеф.
Она взглянула на него. Нет, он сейчас не выглядел легкомысленно, он был озабочен.
– Так что не пропадем, Ниночка, – продолжал он нарочито бодро. – Да и денег пока у нас довольно. – Голос его не звучал слишком уверенно. – А разрешение на отъезд я получу рано или поздно. Думаю, не попроситься ли в Испанию в русский батальон, я все-таки врач, там нужны врачи… Тебя с девочками я оставлю в Париже…
Она ничего не ответила. Она похолодела и не могла ничего сказать. Все самые дурные ее предчувствия сбывались. Муж ничего не хотел видеть вокруг и не желал ничему учиться. Он продолжал витать в облаках, предпочитая полагать себя по-прежнему вольным европейцем. Она же остро понимала, что Иозеф сделал гибельный, роковой шаг. Необратимый шаг, который очень скоро приведет всю семью прямиком в пропасть…
Шла осень, а они всё жили на посольской даче, никто их не выселял: оказалось, в посольстве был порядок, что отставные сотрудники могли пользоваться предоставленным им служебным помещением в течение трех месяцев. Впрочем, никто из американцев, разумеется, так долго в России по своей воле предпочитал не задерживаться.
Теперь Иозеф ждал разрешения на выезд уже от советских властей – со дня на день: соответствующее заявление он подал, анкету заполнил, подробно изложил свою биографию. Он действительно верил, что это вполне возможно. Пока же он возился со своим Дантоном, папка распухала от французских выписок. Шутил за завтраком, хоть и мрачнел, когда вспоминал, что Таймс у него уже нет, одни Известия Совета народных депутатов.
Ёлочка ходила в советскую загородную деревенскую школу поблизости, в поселке. Ее соглашались продолжать держать в школе при посольстве, к тому ж она была на прекрасном счету, французский – лучший в группе… Но Нина сочла, что дочери будет вовсе не лишним, даже прямо полезно, освоиться среди местного населения. Да и шофера больше не было.
