– Вот вы показывали, – говорил Праведников в другой раз, – что, кроме тетки по фамилии Милатович, за границей у вас больше родственников нет. А разве Леопольд М., который проживает в Париже и входит в ряд эмигрантских антисоветских организаций, не приходится вам родным братом?
– Значит, Лео жив! – откликнулся Иозеф. – Добрую весть вы мне сообщили…
– То есть ни о нем самом, ни о его деятельности вы так вот ничего и не знали? У нас другие сведения. Вы не только знали о его местонахождении, но искали способ завести с ним контакт.
Иозефу пришлось взять паузу.
Он действительно пытался через балканских родственников дать Лео весточку. Письмо он отослал из польского посольства дипломатической почтой. Об этом никто не знал. Кроме Нины. И Бориса Мороховца. Но нет, Борис не мог… Кажется, обмолвился он и Соне.
Тогда, будучи в Москве в первый раз за пять лет по делам своего просроченного гражданства, Иозеф был у нее. И в ответ на расспросы отвечал, что все родственники потерялись – одни погибли, с другими нет связи. И что он через польского посла попытается разыскать хоть кого-то… Да, верно, он говорил с ней об этом.
Неожиданно Праведников переменил тему. Иозеф понял, что это ловушка, но, увы, не сразу.
– А вот еще вы говорили, что русский классик, обличитель мещанства, Антон Павлович Чехов, отнюдь не так велик, как о нем говорят.
Боже, кому и когда он это говорил? Впрочем, все возможно, да и не все ли теперь равно. Нет, вспомнил, был такой разговор на веранде на даче в Немчиновке: Нина читала девочкам вслух Каштанку. Но были только дети и жена. Нет, была и домработница Варя, подававшая им самовар…
– Не любите вы Россию, ох не любите. А советскую – так прямо ненавидите.
– А вы всё любви хотите? Но через силу мил не будешь…
– Россия, по-вашему, значит, темная, неученая?
– Беда не в том, что России медленно обучается. А в том, как быстро она забывает…
– Вы утверждали также, что Чехов не знал жизни ни крестьян, ни дворянства. – Праведников заглянул в шпаргалку. – Что ему удавались лишь типы спившихся актеров, недоучившихся студентов, врачей-неудачников, бездарных актрис и проституток? И что в последних, видать, он знал толк. – Праведников высокомерно, как на недоумка, взглянул на подследственного. – И, конечно, говорили вы, лучше всего он знал быт лавочников.
– Да, он был житель городской, отец его занимался, кажется, скобяной торговлей…
Как же могла полуграмотная Варя все это запомнить, думал Иозеф, видно, не так она была и проста…
