Если Арнольд не улыбался, то никто никогда не мог запомнить его лицо. Оставалось только послевкусие от приятного необременительного общения.
Игорь выглядел не хуже. При желании и отсутствии воображения его можно было назвать классическим средиземноморским красавцем. Но, в отличие от Арнольда, его внешность обладала чрезмерной выразительностью, вынуждая его перекрашивать волосы и менять цвет глаз бесчисленное количество раз. Он уже сам не помнил, как выглядел семь лет назад.
Он редко улыбался, не желая привлекать излишнее внимание к нижней части своего лица. У него был чувственный рот с красиво очерченными губами, длинные ресницы и маленькие уши, которые он предпочитал прикрывать волосами. Если бы не его сломанный нос, переживший несколько серьезных травм, ввиду неуемного увлечения хозяина экстремальными видами спорта, то его внешность была бы седьмой ложкой сахара в маленьком стакане. Этот недостаток приятно преображал его безупречное лицо, превращая Игоря из идеальной картинки в живого человека.
Оба напарника любили использовать очки разнообразных форм, седину и не боялись экспериментировать с прическами.
В последнее время друзья, не сговариваясь, отпустили волосы, голова Игоря была покрыта шапкой слегка вьющихся темных волос, которые полностью прикрывали его уши и лоб, падая непослушными прядями на глаза и скулы.
* * *
По мере того как партнеры поднимались вверх по парадной лестнице банкетного зала ресторана «Ренессанс», их облик драматически менялся. Александр Добролюбов ссутулился, его жесты стали суетливы и неловки, походка косолапа. Игорь Краснов не переставая щурил глаза, вертел головой и рассматривал окружающих гостей, как крот, случайно вылезший из норы посреди чужого праздника. Его пальцы отчаянно сжимали древнюю потертую папку невнятного зеленого цвета. Они вызывали жалость, но в своей блаженной убогости были чем-то очаровательны.
Эти роли с течением времени были доведены до совершенства. Напарники были по-настоящему талантливы и от души циничны. И что бы они ни думали о себе, кем бы ни мечтали стать в детстве, их предназначение так ярко и бескомпромиссно проявило себя с самого начала, что сопротивляться этому было совершенно бесполезно.
Они далеко не всегда использовали свою сексуальность и эффектную мужскую внешность в качестве основного оружия, чаще дело обстояло с точностью до наоборот. Они не были альфонсами и не искали обогащения в женских постелях.
