Она быстро вернулась, неся в руках поднос с кувшином холодного чая, двумя стаканами, блюдцем с нарезанным лимоном и сахарницей с ложечкой. Мэтт поднялся, чтобы помочь ей разместить все на столике, не преминув завладеть долькой лимона для своей порции чая. На маленьком деревянном столике подле его стула не было ничего, кроме салфетки с плотной серединкой и воздушными оборками по краям, которые торчали, как клоунское жабо. На нее-то он и поставил свой запотевший стакан, в котором плавал лед. Было ощущение, что плавающие в лимонаде холодные кубики передавали душевное состояние Мэтта, тогда как с сестрой Серафиной О'Доннелл, вернее с человеком, которым она была когда-то, они вступали в непримиримый спор.
Некоторое время они сидели в полном молчании, пока монахиня, плотно сжав губы, не попыталась сдержать смешок. Мэтт отпил чай. Потом решил выдавить в него побольше лимона.
— Вы не изменились, — начал он.
— Все мои бывшие ученики говорят это, — самодовольно заметила она. — Они думают, что мне уже должно быть около девяноста.
— Отлично выглядите.
— Откуда ты знаешь? Ты ведь не видел, как я выглядела до этого, в монашеской одежде.
— Вы по ней скучаете?
Она промолчала, а потом покачала головой. Хотя она все еще носила очки в ужасно потертой оправе. Волосы ее были белыми, скромно подстриженными и завитыми. Состояние такой прически поддерживать легко и недорого.
У сестры было серебряное распятие на довольно большом деревянном кресте с тонкой цепочкой вокруг шеи. Тем не менее, ее наряд был вполне обычным, хотя Мэтт и подумал, что он из секонд-хенда: хлопковая юбка-трапеция цвета хаки, блузка из полиэстера с голубой полоской и коротким рукавом, удобные туфли на низком каблуке, которые, скорее всего, были из искусственной кожи. Ни колец, ни сережек.
В какой-то момент весь ее образ показался ему странно знакомым. Пришлось поломать голову, чтобы догадаться. Зато потом Мэтт улыбнулся: это была точная копия неброского будничного наряда лейтенанта Моллины. Доверьте пыльный рыжий кот, достаточно большой, чтобы больно хлестнуть его по коленям своим хвостом.
— Петр! — окликнула кота Серафина все тем же, прежним, воодушевленным тоном, к которому не прислушается ни один из тринадцатилетних сорванцов. — Ты мой милый, пушистый привратник! Он оставил на тебе шерсть?
Она развернулась, чтобы отвести его в гостиную, и Мэтту начало казаться, что он ждет чего-то: громкого щелчка слишком больших бусин на четках, как от бильярдных шаров, бьющихся друг о друга. Но это воспоминание явно пришло из самых ранних школьных лет. Монахини больше не носят рясы, четки и барбеты. Хотя когда Мэтт познакомился во втором классе с Серафиной, сестра все еще носила униформу: простое монашеское одеяние. Втайне он боялся увидеть бывшую учительницу в чем-то другом: прошло уже более двадцати лет, и видеть ее пожилой было и так уж чересчур трудно.
