— Шлюха, — проговорил он, хотя мой отказ ему противоречил этому утверждению.
А потом парень смахнул с каминной полки все рамки с фотографиями, и они полетели на пол. Разбились на мелкие острые стеклянные осколки и клочки бумаги. Я застонала и упала на колени, все фотографии моей мамы были уничтожены.
Всё рушилось. Мне нужна была мама. Я закричала об этом; кричала оставшимся гостям, которые таращились на меня выпученными глазами.
— Мне нужна моя мама! — вырывая волосы на голове, безудержно орала я так громко, что полопались сосуды в глазах.
И тут вошёл мой отец. Мы никогда не говорили о том, что произошло. Он никогда не спрашивал, как я себя чувствовала.
— Отлично, папа, — говорит Дэниел с противоположного конца ресторанного столика. Он бросает салфетку на свою тарелку с едой, подходит ко мне и тянет меня за локоть. Я моргаю, по щекам катятся слёзы.
— Я не хотел, — искренне произносит отец. — Одри, прошу тебя…
— Приятного ужина, — отвечаю я дрожащим голосом и позволяю Дэниелу вывести меня из ресторана.
Уже в вестибюле, мой брат сгребает меня в объятия, да так крепко, что тяжело дышать. Потом он меня отпускает.
— Ох, ничего себе, — вытирая слёзы с лица, говорю я. — И спасибо.
Дэниел кивает и оглядывает вестибюль, словно понятия не имеет, что теперь со мной делать.
— Он не знал, — тихо говорит брат. — Я стараюсь не винить его, потому что он не понимал, что ты тоже умирала.
— Он не спрашивал.
Старая боль искажает черты лица Дэниела. В ту ночь меня спас он. Это мой брат, который вошёл в дом сразу за отцом, отвёз нас с Райаном в больницу, чтобы разобраться с его сотрясением. После того случая Райан едва мог смотреть в мою сторону, словно он увидел или услышал во мне то, что его напугало. И в итоге Дэниел был единственным, кто вообще смотрел на меня.
Мой брат опускает голову.
— Может быть, когда-нибудь ты расскажешь папе об этом.
— Может быть, — бормочу я и грустно улыбаюсь.
В фильмах всегда есть такие моменты, где герои выясняют, что они не понимали друг друга, что произошло недоразумение. Но не в реальной жизни. В реальной жизни очень сложно сказать кому-то, что ты его больше не любишь. И ещё сложнее сказать своему отцу, что не знаешь, как жить дальше. Моё горе украло мой голос.
Дэниел смотрит в сторону ресторана, наверняка думая о своём пропавшем ужине.
— Ты можешь вернуться, — говорю я ему. — Нет необходимости голодать из-за меня.
Он с сомнением смотрит на меня.
— Конечно есть. Я же твой брат. К тому же папина кредитка выдержит счёт за ужин в номере. Я просто мечтал попробовать лобстера.
