Том 7. Изборник. Рукописные книги | страница 84



И благодать в нём оскудела.
Но плоть священна. Перед ней
Обитель жизни бесконечной.
Стремит к ней светлый чародей,
Миродержавный, Эрос вечный.
Блажен, кто пламенный призыв
Услышав, Эросу ответит!
Он в мире беспредельном жив,
И снова Алетею встретит.
Святою благостью небес
Сожжётся пепел вожделений,
И посрамится гнусный бес,
Искатель низких наслаждений.

«Подъявший крест мучений жаждет…»

Подъявший крест мучений жаждет.
Стремяся к Господу, аскет
По воле непрерывно страждет,
Чтобы увидеть вечный свет.
Покорным духу стало тело,
Смирился гнев, низложен страх,
Заря спасенья заалела
В непостижимых небесах.

«Являлся девою прелестной…»

Являлся девою прелестной,
Антония не соблазнил,
И силой подвига чудесной
Он наконец повержен был.
Предстал тогда, как отрок чёрный,
И, злобой адскою томим,
Склонился он в тоске покорной
Перед отшельником святым.
Сказал аскет ему: «Лукавый,
Смирясь, смирися до конца,
И преклонись перед державой
Миры создавшего Отца».
Но бес, отвергнув Божье бремя,
Исчез, закутавшися в дым.
Доколе не настанет время,
Пребудет он неукротим.

«Тебя, Бога, хвалим!..»

«Тебя, Бога, хвалим!
Заповеди валим, –
Божия скрижаль,
Стоя, нам нужна ль!
Тебя, Бога, славим,
Пред Тобой лукавим,
Ладаном кадим,
Адом всё смердим.
Бога величаем,
И спасенья чаем, –
Богу всякий грош,
Видимо, хорош». –
«Славьте и хвалите,
Величайте, ждите, –
Отвечает бас, –
Будет шиш для вас».
Тенор продолжает:
«Бог вас не желает
В светлый рай впустить,
Чистоту смутить».
И поют сопраны:
«Печки уж убраны,
И дудит в дуду
Чёрт для вас в аду».
Дисканты и альты
Зазвенели: «Шваль ты!
Убирайся вниз!
Сверху мы пис-пис!»

«Соболино одеяльце в ногах…»

Соболино одеяльце в ногах,
Да потоплены подушки в слезах.
Через золото часты слёзы льются, –
Возлюбленный с разлучницей смеются.
Старушонка-чародейка пришла,
Приворотный корешок принесла.
«Не жалей золотых, раскрасавица,
Муженьку эта девка разнравится».
Льётся золото во старухин карман.
Поутру молодец выпил стакан,
Побледнел, повалился, и не встанет,
На разлучницу никогда не взглянет.

«Издетства Клара мне знакома…»

Издетства Клара мне знакома.
Отца и мать я посещал,
И, заставая Клару дома,
С неё портреты я писал.
Достигнул я в моём искусстве
Высокой степени, но здесь
В сентиментальном, мелком чувстве
Талант мой растворился весь.
Вот эту милую девицу
На взлёте рокового дня
Кто вознесёт на колесницу
Окаменелого огня?
А мне ль не знать, какая сила
Её стремительно вела,
Какою страстью опьянила,
Какою радостью зажгла!
«Вы мне польстили чрезвычайно!» –
Остановясь у полотна,