Его испуг стремительно нарастал, превращаясь в панику. В таком состоянии люди полностью теряют самоконтроль. Питер с трудом держался на ногах, его голова кружилась сильнее и сильнее, так, что сложно становилось сохранять равновесие. Он наклонился, наугад вытянул руку, опёрся о край стола, явно не видя его. Мучительно застонал, затем тяжело сел, точнее, свалился кулём в полукресло напротив Ричарда.
Ричард встал, обошёл стол, приблизился к брату и пристально вгляделся в его лицо, искажённое болью и ужасом.
Серые глаза Питера, напоминающие глаза отца, стали чёрными: чрезмерно расширившийся зрачок занимал всю радужку. Его сухие губы приняли слегка синюшный оттенок, Питер постоянно облизывал их. Язык у него был необычного серого цвета.
«Вот, значит, как, – отстранённо и холодно подумал Ричард, не сводя глаз с мучительно подёргивающегося лица брата. – Он добрался до обработанной мной бутылки. Сегодня. Ранним утром. Быстро же, однако, действует… А дозу я рассчитал правильно – он не умрёт. Но к вечеру ослепнет окончательно».
Шевельнулась ли в Ричарде жалость к брату? Да. На мгновение. Даже стреляя в бешеную собаку, человек может испытать короткую вспышку жалости… Но вот ничего похожего на раскаяние Дик не ощутил даже в самой малой степени. И не стоит обвинять юношу в бессердечии, считать закоренелым злодеем! Достаточно вспомнить, чем он был обязан Питеру. Христианское всепрощение, может быть, прекрасно. В теории. На практике же подобное отношение к злейшим врагам недоступно человеку. Разве что святым, но Ричард Стэнфорд был весьма далёк от идеала святости. Обычно же людям куда более свойственно суровое ветхозаветное «око за око, зуб за зуб». И ведь недаром же Ричард сознательно взял на себя обязанности Немезиды, суровой богини возмездия, и её страшных спутниц – неумолимых эриний. Конечно, можно возразить, что негоже человеку брать на себя работу божества, не по плечу людям такое. Но сам Ричард был уверен в обратном!
Его прогноз сбылся с абсолютной точностью: к ночи Питер уже ничего не видел, он ослеп. И Дик знал – это навсегда. Правда, согласно дальнейшим планам Дика, «навсегда» должно было продлиться совсем недолго.
С помощью камердинера Джона и молодого Роберта Тенворта Питер был уложен в кровать. Ричард видел: брату становилось всё хуже. Питер жаловался на сильные боли в икроножных мышцах, затылок и шея у него стали словно бы замороженными, лишь с мучительным трудом он мог повернуть голову. Ещё его изводила сильнейшая жажда, он всё время просил пить и никак не мог напиться холодным чаем, хоть выпил не меньше галлона. Сухо. Больше чем сухо! Горло словно облепленное песком. Не только горло, но и живот, всё тело молило о воде. В голове стучали молоточки, затем это буханье превратилось в тупую боль. Рот был как обожжённый. Лихорадочное возбуждение Питера постепенно сменилось тупым безразличием. Он лежал на своей кровати, вытянувшись, сложив руки на груди, лишь изредка постанывая. Смотреть на него было страшно: слишком уж Питер Стэнфорд внешне напоминал покойника. Камердинер даже предложил Ричарду послать кого-нибудь в Фламборо-Хед за священником, чтобы тот исповедовал Питера перед близким, как казалось старому слуге, концом.
