И: «За мною, по три, рысью ма-арш!» – походная колонна кавалерийского полка, изогнувшись, как змея, повернула к югу и двинулась в направлении окаянной долины. Триста пятьдесят отборных кавалеристов.
Но в сложившейся ситуации граф Уильям Стэнфорд счёл своим долгом лично возглавить атаку.
Даже на разведку не оставалось времени, удар надо было наносить с марша. Посовещавшись с двумя йоркширцами, Стэнфорд решил бить по группировке, блокировавшей юго-восточную горловину. Он очень надеялся на внезапность и на то, что стрелки, догадавшись о неожиданной помощи, сами из последних сил навалятся на пуштунов со стороны долины. Была у полковника ещё одна надежда, правда, слабая…
Уильям Стэнфорд гордился своим полком. Он – не без основания! – считал, что после Ватерлоо британская тяжёлая кавалерия не имеет равных в мире. Атака такой кавалерии, её таранный сокрушающий удар – очень страшная вещь! Если пехота морально слаба, если пехотинцы струсят, если хотя бы четверть из них ударится в бегство, то получится настоящая бойня, тут врага не спасает и пятикратный численный перевес.
Если бы афганцы, поняв, что неожиданно оказались между молотом и наковальней, дрогнули! Вот тогда кавалеристы графа Стэнфорда попросту порубили бы их в капусту. Но…
Но Стэнфорд помнил, что имеет дело с афганцами. В 1838 году, сорок лет тому назад, когда в родовом гнезде графов Стэнфордов маленький Билли только появился на свет, англичане уже пытались присоединить Афганистан к своим владениям в Индии, чтобы затем использовать как плацдарм для продвижения в Среднюю Азию. И обломали зубы! Из страны пришлось уйти, хорошо ещё, что не с позором.
…Нет, вторая надежда полковника Стэнфорда не оправдалась. Пуштунские повстанцы Мехмед-Шаха не дрогнули, рубки бегущих не получилось. Афганцы дрались яростно и отважно. Косой клин тяжёлой британской конницы с трудом вспарывал плотную массу афганской пехоты.
И всё же вспарывал! Стэнфорд, опытный вояка, великолепно чувствующий ход боя на подсознательном уровне, понимал: ещё чуть-чуть, ещё одно усилие – и победа, его парни прорвутся к йоркширцам. Тогда врагу несдобровать, помощь с той, противоположной горловины ущелья попросту опоздает!
Он снова и снова опускал палаш, нанося смертельные, неотразимые удары. Направо. Теперь – налево. Крест-накрест, склонившись над головой Джесси. Замахнуться, привстать на стременах, ударить, снова замахнуться…
Уильям был отличным наездником, умел слиться с лошадью в единое целое, стать кентавром. Сейчас он бросил узду, освободив левую руку, удерживался в седле, лишь сильно сжимая ногами бока Джесси и предельно напрягая мышцы брюшного пресса. Левой же рукой полковник выдернул из седельной кобуры двуствольный кавалерийский «Дерринджер».
