— Да, было немнозко трудно: занездоровились мои деньги, — ответил он медленно по-русски, путая трудные для него «л» и «ж» с более привычными и легкими звуками.
Последнее время Эрна по просьбе брата помогала иногда журналисту в его переводах с русского языка на японский, и потому Онэ в ее присутствии старался говорить только по-русски, условившись, что она будет по возможности исправлять его скверное произношение.
— Что, плохо с финансами? — спросил Наль.
— Да, в кассе опять нету денег. И дома от этого экономическое несостояние.
— Какая досада! — произнесла сочувственно Эрна. — И как раз в такой серьезный момент, когда ваша жена собирается подарить малютку.
Онэ снова ослепительно улыбнулся.
— Малютка уже рожилась, вчера. Я и жена бесконечно рады, — ответил он весело.
— A-а, так можно поздравить, — сказал Наль, крепко пожимая товарищу руку. — Но как же теперь без денег?
Он достал из кармана бумажник и, не считая, передал Онэ все свои деньги.
— Вот, дорогой друг. Тут иен пятьдесят… Я ведь живу экономно.
— Вас двое. Вам надо тоже, — пробормотал журналист.
— Пожалуйста, не заботься о нас. В крайнем случае, я всегда могу позаимствовать у Ярцева. Ему Имада выплачивает аккуратно.
— Конечно, берите, у вас же теперь большое семейство, — ласково улыбнулась Эрна.
Онэ секунду поколебался, потом застенчивым жестом взял деньги, сунул их в свой портфель и низко наклонил голову.
— Сердцем вас благодарю. Мне очень стыдно, но я пожалуйста получу. Одним словом, у нас волчий голод, — пробормотал он сконфуженно.
Эрна спросила:
— Кто у вас? Сын?
— Молодой сын.
Эрна расхохоталась.
— Я думаю — молодой… Сколько ему — двадцать четыре часа? Как вы его назвали?
— Хироси.
— Желаю, чтобы подрос не хуже Чикары. Тот у тебя умница и крепыш, — сказал Наль.
— О да. У старшего сына хорошая голова: он тоже учится русскому языку и знает лучше меня, — ответил японец с гордостью.
— Может быть, вырастет большим человеком, — сказала Эрна с серьезной задумчивостью.
— Да, я буду довольный, если мой сын станет работать, как и отец. Я посвящаю великой пролетарской литературе все силы и думаю, что оно есть единственное и даже серьезнейшее искусство для жизни, — ответил Онэ.
Эрна вопросительно дотронулась до его портфеля.
— Принесли перевод? Неужели успели окончить обе статьи?
Онэ отрицательно покачал головой.
— Не очень. Без вашей подлобной лекомендации немнозко трудно.
Эрна шутливо постукала его двумя пальцами по лбу.
– Подробной, — поправила она с ударением. Подлобной — это вот здесь, подо лбом.
