Она стояла перед раскрытым окном, взволнованно размышляя то о своей любви к Ярцеву и его странных поступках, то о чудесной силе науки, о пределах таинственной силы разума и неизъяснимых путях всего человечества.
В мутной синеве неба все так же сияли звезды, осыпая лицо брызгами тихих лучей, мерцающих, как и ее мысли, неясно и с перебоями. Где-то звенела японская цитра, и тоненький женский голос жаловался в унылой песне на жизнь:
С каждой весною
Цветы, обновляясь,
Пестреют, цветут…
А люди — стареют…
Обидно!
Над городом, в сиреневой полутьме, едва отделяясь от загнутых крыш низких зданий, всплывала из океана луна. Эрна прикрыла окно, неторопливо разделась и прислушиваясь к едва доносившимся звукам пения, незаметно уснула.
Проснулась на другой день поздно от стука в дверь. У Наля был нерабочий день, и он зашел к ней позавтракать тоже позднее обыкновенного. Ярцев с ним не пришел. Пользуясь выходным днем, он с утра уехал на взморье, не пригласив с собой ни Наля, ни Эрну. Ей стало сразу тоскливо.
Она накинула кимоно, приготовила быстро кофе и, подавая брату на стол масло и хлеб, со вздохом спросила:
— Скажи, Наль, бывает ли у тебя, как прежде, радость от жизни, от свежего воздуха, от природы, от того, что ты куда-то стремишься?
Она отошла от стола к окну, не притронувшись к завтраку.
— Ты, вижу, опять больна? — встревожился брат.
— Нет, Наль, здорова.
Он с сомнением покачал головой.
— Здоровой ты не вздыхала: умела быть бодрой и даже счастливой. Такой я помню тебя с детских лет.
Эрна смотрела в окно, стараясь не показать влажных глаз. Ей было грустно и горько.
— Я и теперь хотела бы чувствовать, что счастье — не выдумка, — крошептала она.
Наль допил стакан и, подойдя к сестре, потрогал ее лоб рукой. Лоб был сухой и нежаркий.
— У здоровых людей без причины такой хандры не бывает. Не сходить ли за доктором?
Эрна отстранилась.
— Глупости, я здорова… Но почему так бывает: живет человек и искренно радуется небу, и детскому смеху, и голубым глазам прохожего моряка, и всему большому богатству жизни, а стоит только задуматься- и жаль чего-то становится. Вероятно, того, что самое красивое в жизни людей так редко и коротко.
Наль, желая ее развлечь, шутливо сказал:
— Жаль, что ты не сидела в тюрьме и не ждала, как я, смертной казни. Тогда бы ты оценила жизнь. Тебе бы надо опять серьезно заняться переводами или музыкой, а то без Дела просто скучно одной; От этого и тоска.
— Может быть, ты прав, — сказала Эрна, подумав. — Надо начать работать, но, к сожалению, в Японии это не так, легко. Я с удовольствием бы взялась за любое дело, которое мне по силам. Но как мне найти его!
