Сумиэ твердо произнесла:
— Да, он здесь хозяин. «Общество изучения Запада» переходит к «Кин-рю-кай». Папа-сан и барон сейчас совещаются о важных вопросах.
Суховатое лицо Хаяси оживилось игрой человеческого волнения. Сумиэ, подражая манерам и тону барона, отрывисто продолжала:
— Раса Ямато должна бороться с Китаем… Японии тесно!.. Русские глупы, но талантливы, они прут к своим целям как сумасшедшие. Мы должны помнить, что все еще существует название Владивосток, что значит владеть востоком.
Хаяси, совсем сбитый-с толку, поглядывая то на девушку, то на визитную карточку всесильного аристократа, растерянно пробормотал:
— Соо-десу-ка… вот оно как!
Сумиэ, снизив голос до шепота, повелительно и таинственно продолжала:
— Япония должна стоять выше всех и смотреть дальше всех! Вы офицер, вы японец… Уйдите отсюда, не нарушайте планов барона: эти люди нужны ему!
Хаяси невольно сделал шаг к двери. Лицо его выражало теперь озабоченность и испуг.
— Разве я смею!.. То, что может сделать кусочек пальца барона, не сделают мои две руки, — проговорил он униженно.
Сумиэ слегка взмахнула широким рукавом кимоно в сторону секретаря.
— Видите: папа-сан посадил американца в свой кабинет потому, что тот жил когда-то в Сибири и хорошо ее знает… Вы понимаете, в чем вопрос?
— Да, да, — пробормотал лейтенант. — Мы скажем, что здесь ошибка.
Хаяси оглянулся на жандармов и подал им знак удалиться. Оба молниеносно исчезли.
Ярцев, наблюдавший за разговором, почувствовал, что победа за девушкой, и, желая ее поддержать, взялся за телефонную трубку.
— Я позвоню о ваших действиях в консульство, — сказал он шпику.
Сумиэ, быстро повернувшись к ним, спокойно проговорила:
— Нет надобности, Ярцев-сан. Господин лейтенант извиняется: он был введен в заблуждение.
Кротов в полной растерянности подошел к своему начальнику, пытаясь что-то сказать, но Хаяси, перепуганный и рассерженный, резко приказал ему выйти, и шпик, сразу сутуло съежившись, торопливо ушел за жандармами.
Хаяси достал портсигар, предложил обоим мужчинам по сигаретке, с любезной улыбкой попросил извинить его за ошибку и, пятясь, вышел из кабинета. Через минуту автомобиль с голубыми полосками на колесах сердито рявкнул сиреной и покатил от издательства в сторону кейсицйо[7].
В бумажных желто-коричневых окнах уже. сгорал косыми лучами закат. После ужина Ярцев и Наль ушли к себе в комнату, но через стену все еще слышались их голоса, и Эрне казалось, что без нее. разговор сделался проще и оживленнее. Она сидела, причесывая на ночь волосы. Наплывы мыслей, настойчивых и тревожных, вызывали в сердце щемящую боль. Она вспомнила о загородных прогулках на Яве, когда ей впервые стало заметно, что Ярцев серьезно ею увлекся. Несмотря на то, что она считала его тогда своим лучшим другом и охотно бывала в его обществе, мысль о замужестве пугала ее, и если бы он сказал ей об этом открыто, она бы без колебаний ему отказала. Но он молчал, хотя всем своим поведением показывал, что глубоко ее любит. Эта умная его чуткость и сдержанность делали их отношения еще красивее и острее. Однажды он сообщил ей, что уезжает по совету своего консула на Филиппины и уже заключил в американской автомобильной конторе контракт. Она была огорчена, но все еще думала, что любит его только как друга. Без его ведома она пришла проводить его в Тандьонг-Перак. Пароход отходил очень медленно. Она стояла на пристани и смотрела вслед уходящему кораблю… И тогда, первый раз за все время, вдруг поняла, что любит этого странного человека большой, настоящей любовью. Она уже не лгала себе, не притворялась, не сдерживалась.
