— Побег, — сказал Сутомо, — легче всего организовать в тот момент, когда заключенных переведут на пароход для отправки на Новую Гвинею. Тогда друзья-конвоиры останутся вне подозрений.
— Постой, — перебил его Ярцев. — Это какой же пароход? Не полувоенный ли транспорт «Сумба», который остановился неподалеку от нашего корабля?
— Да, «Сумба».
— Но ведь это же замечательно!.. Судьба — за нас. У меня есть хорошее дополнение к вашему плану.
Эрна и Сутомо смотрели на него с ожиданием. Яванец сторожко прищурился с тем хитроватым и снисходительным видом, какой бывает у старого шахматиста, когда его более слабый, но тоже небесталанный противник делает неожиданно смелый и верный ход.
— Какое же дополнение? — спросил он.
— Очень несложное, — ответил спокойно моряк. — Так как корабль наш стоит близко к транспорту «Сумба», то легче всего будет спрятать и Наля и старика сейчас же после побега в наш угольный трюм. Тем более, что побег будет ночью, когда можно просто приплыть к нам. И мы их поднимем тросами.
Положение действительно складывалось блестяще. Если бы беглецов удалось спрятать в трюме американского корабля, это бы решило сразу массу вопросов. Во-первых, уменьшилась бы опасность со стороны жандармерии и шпиков, которые, в случае удачного побега, несомненно, стали бы шарить по всем закоулкам города и порта. Во-вторых, отпадали все трудности, сопряженные с эмиграцией беглецов за границу, так как при их состоянии здоровья оставаться на нелегальном положении в Индонезии было опаснее всего.
Эрну это дополнение к плану привело в восторг.
— Когда отходит ваш пароход? — спросила она.
— Дня через три, через четыре, не раньше. Портовые грузчики бастуют.
— А в каком направлении?
— Через Гонконг и Японию на Сан-Франциско.
— В Гонконге они могут слезть, — сказал Сутомо, — Там у нас крепкая организация.
— Англичане их могут выдать, — возразила Эрна, — как они уже выдали коммунистов, эмигрировавших в двадцать шестом году в Сингапур. Лучше всего проехать через Японию в Советский Союз. В колониях Налю, пока он не восстановит здоровья, оставаться бессмысленно.
Она помолчала и добавила:
— Я тоже поеду с ним.
Сутомо склонил голову над чернильницей и, глядя из-под сведенных бровей в серьезное лицо девушки, Мягко спросил:
— В трюме?
— Хоть в угольной яме, — сказала она упрямо. — Я должна спасти брата. Он слишком смел и горяч и совершенно не думает о себе, а ведь теперь ему нужен покой и здоровая обстановка. Ему же всего двадцать лет, и он уже столько пережил, перестрадал…
