— Мне очень жаль, сэр, но я должен попросить вас снять остальную одежду.
— О нет, вы не можете — закричал старик, хватаясь за брюки.
— Не здесь, сэр. Если вы пройдете туда…
— Папа! Твой образок! — внезапно воскликнул бородатый теолог. Он ослабил галстук отца, расстегнул пуговицу на воротничке его сорочки и вытащил оловянного цвета медальон, висевший на тонкой цепочке из нержавеющей стали.
— Вот виновник, — весело возгласил сотрудник службы безопасности.
— Это Лурдская Божья Матерь[5], да будет вам известно, — сказал старик.
— Да, хорошо, если вы не против снять ее на минутку и снова пройти через детектор…
— Я ни разу не снимал этот образок с того дня, как его подарила мне моя дорогая жена, упокой Господи ее душу. Она привезла его из паломнической поездки в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году.
— Если не снимете, то не полетите, — заявил сотрудник службы безопасности, уже теряя терпение.
— А я и не против, — сказал старик.
— Ну ладно, папа, — принялся уговаривать сын, осторожно поднимая над седой головой старика образок и цепочку. Опустив блестящую металлическую струйку на ладонь, он передал образок сотруднику службы безопасности. Старик, казалось, внезапно потерял волю к сопротивлению. Плечи его поникли, и он достаточно смиренно прошел через раму, на этот раз не вызвав сигнала тревоги.
В переполненном зале ожидания Бернард Уолш помог отцу снова повесить на шею образок, постаравшись при этом не задеть цепочкой уши старика — большие, красные, мясистые выросты с торчащими из них жесткими седыми волосами. Он опустил образок под желтоватую майку отца, застегнул пуговицу на воротничке его сорочки и поправил галстук. Внезапно, как вспышка, явилось воспоминание: ему одиннадцать лет, он в первый раз отправляется в Классическую школу св. Августина, отец торжественно осматривает его новую форму и подтягивает узел школьного галстука — безвкусное сочетание темно-бордового и золотого в отличие от униформы «Тревелуйаз турз».
Их рейс еще не объявляли, поэтому он купил в буфете два кофе в пластиковых стаканчиках, устроился с отцом на сиденьях, обращенных к табло, и распределил газеты, купленные по пути из центра Лондона: «Гардиан»[6] для себя и «Мейл»[7] для отца. Но пока он был поглощен статьей о Никарагуа, старик, по-видимому, куда-то незаметно ушел. Когда Бернард оторвался от страницы, место рядом с ним оказалось пустым, а мистера Уолша нигде не было видно. У запаниковавшего Бернарда засосало под ложечкой. Он обежал взглядом зал ожидания (в то же время успев подумать, что слово «зал» до смешного не подходит к этому огромному, битком набитому помещению, с его беспокойным движением тел, нестройным шумом голосов, спертым воздухом и блеском стекла), но отца нигде не заметил. Для лучшего обзора он встал на сиденье под осуждающим взглядом четырех пар светлых глаз, принадлежавших рыжеволосому семейству, которое, расположив свои дорожные сумки у ног, сидело напротив. На табло, рядом с номером рейса до Лос-Aнджелеса, замигала надпись «выход 29».
