– О, ужасно жарко! Продолжительная дорога совершенно издергала мне нервы. Вначале мы намеревались один день отдохнуть в К., но нас подгоняло желание как можно скорее увидеть нашего дорогого родственника.
– Тем не менее вам следовало остановиться в К., – заметил барон, равнодушно приняв комплимент. – Но где же дитя… Габриэль?
Лицо девушки, только что выпрыгнувшей из кареты, при этом вопросе покрылось гневным румянцем. Но и барон запнулся, изумленно уставившись на «дитя», которое он не видел в течение трех лет и которое теперь совершенно поразило его своим видом. Однако изумление барона и торжество девушки по этому поводу были непродолжительны.
– Весьма рад видеть тебя, Габриэль, – спокойно произнес опекун и, наклонившись, слегка коснулся губами ее лба.
Это была та же беглая, равнодушная ласка, которую он некогда уделял четырнадцатилетнему ребенку, причем строгий взор его темных глаз скользнул по лицу девушки так пытливо, как будто он хотел проникнуть в глубину ее души. Затем он подал руку свояченице и повел ее наверх, предоставив девушке следовать за ними.
Баронесса разразилась целым потоком красноречивых любезностей, который прекратился лишь тогда, когда они достигли флигеля, где были расположены комнаты, предназначенные для дам.
– Вот ваше помещение, Матильда, – сказал барон, указывая на открытые комнаты. – Надеюсь, оно будет вам по вкусу. Вот здесь звонок к прислуге. Если вам что-нибудь не понравится, прошу сообщить мне. Теперь же позвольте покинуть вас. Вы и Габриэль, конечно, утомлены дорогой и нуждаетесь в отдыхе. За столом мы встретимся.
Барон ушел, явно довольный тем, что избавился от скучной обязанности принимать гостей.
Едва только за ним захлопнулась дверь, баронесса, сбросив с себя дорожный костюм, стала осматриваться кругом. Четыре комнаты, отведенные для нее с дочерью, были обставлены очень элегантно и даже роскошно, с учетом вкусов знатной гостьи; не оставалось желать ничего лучшего, и очень довольная осмотром баронесса Гардер возвратилась к дочери, все еще стоявшей посреди первой комнаты в дорожном костюме и шляпе.
– Почему же ты не раздеваешься, Габриэль? – нетерпеливо спросила баронесса. – Как ты находишь помещение? Слава богу, наконец-то, после лишений нашего швейцарского изгнания, мы опять в привычной обстановке.
Габриэль не обратила на слова матери ни малейшего внимания.
– Мама, я не выношу дядю Арно! – вдруг с необыкновенной решимостью произнесла она.
