— Послушайте, мужички, — обращается к компании Александр, — вы не видели Леньку Бурбулиса?
— Кого?! — переспрашивает слепой. — Бурбулиса?! Бежим, ребята!!
Слепой, размахивая тростью, врезается в толпу. За ним устремляются Гвоздь и подросток. Толстяк секунду мешкает, потом бросает кружку и также срывается с места.
Саша с недоумением смотрит вслед исчезнувшим любителям вермута. Оглядывается в поисках старшего лейтенанта.
Примостившись на перевернутом ящике, старший лейтенант Волохонский листает мятый журнал. Перелистнув очередную страницу, задирает штанину, почесывает шерстяную икру. Лицо Волохонского — сама рассеянность. Лейтенант внимательно слушает разглагольствования Семена.
— Подходит для этого дела лучше всего солидная дама, типа Дорониной. Ты с ней ложишься, конечно, но перед этим, понимаешь ли, вы плотно отужинываете в Доме Кино. В процессе вашего спального общения выбираешь момент, углубляешься до упора, шепчешь ей на ухо ласковое словечко и быстро вынимаешь, одновременно резко надавливая на дамин живот. Результат: удивительное выражение ее лица и загаженная постель. Ты встаешь, закуриваешь сигарету и говоришь: «Ах, какое несчастье, мадам! Что же это такое?.. Опять Ефремов попутал…». Подходишь к окну. Смотришь на звезды. Добавляешь: «Какая нерасторжимая связь… Природа и мы…».
Перед носом у Волохонского снова появляется кружка. Над ней — бинты.
— Давай знакомиться, вегетарианец. Я — Федор. А тебя как звать? Бери пиво, пей. Я мириться пришел.
Лейтенант опускает штанину.
— Лукой, — нехотя отвечает он.
— Бери. Не сомневайся, Лука, — уговаривает Федор. — Ты уж меня извини за грубеж. Погорячился я.
— А я и не сомневаюсь, — Волохонский принимает кружку, разглядывает подозрительного цвета жидкость. — Но пьи любых обстоятельствах себя контьеиевать надо, Федой.
— Знаю я. Сам из-за своего характера мучаюсь, — хоронит взор Федор, — а ничего не могу. Судьба…
Он снова смотрит на Волохонского:
— И все-таки, вот ей Дя, а не могу я понять, почему все только тем и занимаются, что защищают босых? Вот ты — босой?
— Я укьяинец, — Волохонский ставит кружку на землю, закрывает журнал, скручивает его и постукивает по коленке. — Но это язве игьяет какую-то ёль?
— Малорус, выходит, — оживает голос Федора. — Ты подвинься, брат-галушка, а то мне неудобно на согнутых сидеть…
Волохонский освобождает кусочек ящика. Усач присаживается, пододвигает к ногам кружки с пивом.
— А я грешным делом подумал, Лука, что ты босой. Внешность у тебя, извини, такая… И со спины и в профиль — типичный босяк. «Эр» не выговариваешь. И вообще…
