Эныч | страница 128



…Подходя к Парусам, Коля и Волохонский замечают необычную суету и чрезмерное оживление. Из зала несутся магнитофонная музыка, хохот, разгоряченные крики. С разных сторон парка спешат к кафе знакомые и незнакомые Коле лица. Волохонского задевает локтем и пролетает вперед долговязый тип в грязной кепке. Кувякина едва не сшибает с ног коряжистый рыжий парень в армейской рубашке с засученными рукавами.

— Эй, ломцы! — кидает им вдогонку Коля. — Чего разбегались, как нагорчишенные? Что — бесплатная налива…

Волохонский вдруг резко толкает его, Коля падает на обочину.

— Угадал, — кричат промчавшиеся бок о бок по аллее инвалид в тяжелой лязгающей коляске и слепой гражданин со свистящей клинком тростью. — Молекула гуля-я-я-е-е-ет!..

— Спасибо, дядя Лука! — говорит, вставая, охваченный волнением Коля. — Ты меня от гибели спас. Дядя тебя не забудет. Давай-ка я за это, дядя Лука, на разведку сгоняю, вмиг разнюхаю, что там за каша, и вам обо всем доложу. А вы, чтоб не рисковать, здесь меня подождете.

— Нет, Николай, — берет его за мускул и останавливает у куста акации старший лейтенант. — Дело сейезное. Надо йебят подождать. Запомни одно из основных пъявил нашей йяботы: инициатива — сеебье, подстъяховка — золото… Ну вот, тепей полный поядок. Впейед!

Четверка входит в зал. Рядом с ухом Волохонского пролетает стакан, попадает в грудь Евгения и разбивается. Коля уворачивается от летящей бутылки. Саша пригибает голову, пропуская вытянутые струной загорелые ноги молодого крепкого человека, раскачивающегося на привязанной к потолку скамейке и горланящего неаполитанскую песню «О, мое солнце». В глазах вошедших рябит от пляшущих плеч, затылков и физиономий. Воздух насыщен вином и потом. Трещат скамейки, ящики, тара, хрипит и постанывает под ногами веселящейся публики стекольный шлак. Подхлестываемые стремительно-скрипичной цыганской мелодией, единой живой каруселью движутся Паруса.

Сгруппировавшаяся ромбом команда Волохонского, пробивается к буфетной стойке, где и отвоевывает себе место. Возле них возникает дед Кондрат, протягивая несвежий пустой стакан. С другой стороны продирается старуха Лукерья, с зажатым в руке черным стаканом.

— Мой чистый, — плачет она. — Бутылочки мне отдадите. Коля берет оба стакана. Старик ловит Лукерью за горло, та, в свою очередь, ухватывает в пучок его редкие седые волосины, после чего оба падают и, свившись клубком, укатываются в гущу танцующих.

— Да, дядя Лука, это тебе не дядьки валять, — проводив клубок взглядом, говорит Коля. — Конкуренция. Рынок. Борьба за место под солнцем.