– Он хотел, чтобы я уехал из Нью-Йорка в какую-то школу-интернат в Чарльстоне и проводил здесь с ним все каникулы и праздники. Мать не пригласили.
– Я знаю, – сочувственно прошептала Анна Мэй. – Ты отказался.
Но далось ему это очень непросто. Такер топал ногами, запирался в комнате, обвинял маму в его загубленной жизни… Теперь даже вспоминать об этом было стыдно.
Потому что мама его спасла. Не дала повесить на себя ярмо.
– Он не понимает таких, как ты. Таких, как твой отец. Мужчин, которых не купить и не принудить. А твоя мать… – Анна Мэй запнулась, и Такер затаил дыхание в ожидании продолжения. – Она рассказывала, как познакомилась с твоим отцом?
«Для того я и приехал в Суитуотер», – вдруг осознал он. Мама часто говорила об отце, вновь и вновь с любовью пересказывая одни те же забавные случаи. Но Такер всегда знал, что были подробности, слишком личные и слишком болезненные, которыми она с ним не делилась.
– Она говорила, что вылила суп ему на колени.
В выцветших голубых глазах Анны Мэй загорелся огонёк.
– Это было на званом вечере. В первую же ночь как она начала здесь работать.
– Здесь? – Такер едва не уронил кофейную чашку и поспешно поставил её на стол. Он всегда считал, что родители встретились в каком-то ресторане. – Мама работала… здесь?
– Недолго. Твой отец об этом позаботился.
– Анна Мэй! Анна Мэй! – разнёсся по кухне бестелесный голос, и Такер подскочил.
– А это твой дедушка. – Экономка со вздохом кивнула на громкоговоритель в стене. – Интересуется, почему я задерживаю его завтрак.
Такер чуть не забыл, что пришёл к старику.
– Давай-ка я провожу тебя в игральную комнату для джентльменов. Уверена, встретиться он захочет именно там.
* * *
Такер уставился на сморщенного мужчину на диванчике, пытаясь сравнить его со своими воспоминаниями о дедушке.
Глаза не изменились, всё такие же холодные, умные и снисходительные, но в остальном прошедшие двадцать лет были к старику не особо добры. Крупное тело сгорбилось, кожа покрылась пятнами и морщинами.
«Но ведь ему уже восемьдесят три».
А ещё теперь дедуля, кажется, был куда большим ублюдком, чем когда задвигал маленькому Такеру речь об «обязанностях перед родом Петтигрю».
Значит, слова о том, что с возрастом люди смягчаются, – ложь.
– Что это за бумаги? – спросил Такер, пытаясь не тревожиться из-за голов мёртвых животных, что глядели на него со стен, не менее изумлённые и раздражённые, чем он сам. – Не знаю, что за фигню ты пытаешься провернуть, но мы разберёмся со всем прямо сейчас. Я не собираюсь тащиться в суд и превращать свою жизнь в балаган.
