— Что же с ним стало? Куда он делся?
— Не могу, любезный, сказать. Дальнейшая судьба его мне неизвестна. Может, где и голову сложил. Время сейчас какое, буйное, бессердечное…
Да, видимо, швейцар не лгал и рассказал все, что знал о бывшем лицеисте Дмитрии Ягал-Плещееве.
4
Вылазка Устюжаева в больницу была более успешной. После тщательного осмотра он, наконец, обнаружил в одежде больного искусно зашитую в подкладке шифровку. Бумага, побывавшая в дезинфекционной камере, пожелтела и стала такой хрупкой, что, кажись, вот-вот она от малейшего ветерка, просто от дыхания, превратится в труху.
Шифровка оказалась на французском языке, ее осторожно переписали, и Корабельников, хорошо знавший французский язык, стал переводить текст с листа.
— «Ориентация сейчас, — читал он, — существенной роли в ваших условиях не играет. Недалеко время, когда разразятся значительные события и все станет на свое место. Можно бороться за возрождение России под широким знаменем. Бывшие союзники нам, конечно, ближе. Но и немцы имеют в нашей среде много сторонников. Надо учесть, что германские дивизии стоят недалеко от Петрограда и Москвы. Это реальная сила, способная опрокинуть режим большевиков. Это сейчас главное. Если германские войска пойдут в наступление, им наверняка удастся смести разрозненные, слабые, деморализованные красноармейские части…»
— Все это беллетристика, — задумчиво проговорил Якубовский. — Дешевый ход. Принимает нас за наивных простачков. Стоило ли посылать связного с шифровкой, в которой излагаются весьма общие соображения? Вряд ли это так. Наверное, в письме имеется другой, скрытый текст, какие-нибудь зашифрованные директивы. Текст письма составлен с таким расчетом, чтобы отвести подозрения на случай, если оно попадет в чужие руки. Яснее ясного, что это так. Но без ключа расшифровать ее будет нелегко…
Помолчав, он добавил:
— Однако, как свидетельствует опыт, нет таких секретов, которые нельзя было бы раскрыть.
5
— Теперь картина прояснилась, — говорил Якубовский на другое утро. — Корнета Бронича мы изобличили во лжи, и он, перетрусив, дал новые показания. Встреча с представителем подпольной офицерской организации должна была состояться у него не на Николаевском вокзале, а на Брянском. И не у буфета, а возле куба с кипятком. Пароль он должен был произнести в ответ на фразу собеседника: «Извольте замолчать!»
— Та же фраза, что произносил в бреду лицеист Ягал-Плещеев! — в один голос воскликнули Корабельников и Устюжаев.
