— Кризис миновал, пульс нормальный. Выкарабкался парень…
Эти слова Митя услышал как бы издалека и проснулся окончательно. Возле постели на табурете сидел толстый доктор в халате и пухлой рукой щупал у Мити пульс. Рядом с ним стояла медицинская сестра.
— А-а, проснулся, — весело сказал доктор, встретив Митин взгляд. — Доброе утро. Как чувствуешь себя? Оживаешь? Теперь дело пойдет на поправку.
Он встал, собираясь двинуться дальше, но Митя спросил слабым голосом:
— Доктор, что у меня было?
— Сыпной тиф, дружочек. Самая модная сейчас болезнь. Но ты молод и вынослив. Самое опасное для тебя уже позади. Поправишься быстро…
— Доктор, я страшно голоден.
Толстяк засмеялся.
— Ничего удивительного, организм отощал. Да придется, милый, немного потерпеть. Сразу на пищу набрасываться нельзя, вредно.
— Дайте кусочек хлеба. Хоть корочку, ради бога!
— Хлеба — боже упаси. Да ты не хнычь, потерпи. Начнем с манной кашки, а там и до хлеба доберемся. Лангзам, как говорят немцы. А по-нашему, медленно, понемногу. Вот так, мой дорогой. Не тужи, все идет к лучшему в этом лучшем из миров.
Врач ушел, на ходу что-то сказав следовавшей за ним медицинской сестре. Та кивнула головой и, обернувшись, дала понять Мите, что скоро принесет ему поесть.
Лучи солнца играли на графине с водой. Фрамуги на окнах были откинуты, и оттуда вливался чистый воздух. Доносился шелест листвы, голоса птиц.
Митя не спускал глаз с двери, нетерпеливо ждал появления обещанной еды. Он был так голоден, что ни о чем другом, кроме еды, и думать не мог.
— Ну, хлопец, видать, крепкий у тебя заступник на небесах. А я-то думал, что сыграешь ты в ящик. Три дня без памяти на кровати валялся.
Это произнес больной с соседней койки. Он лежал на боку, подперев коротко стриженную голову костлявой ладонью. На иссохшем, прозрачном, заросшем щетиной лице его пронзительно чернели ястребиные глаза. Расстегнутый ворот больничной рубахи открывал острые ключицы и впалую грудь.
— У вас тоже был тиф? — спросил Митя.
— Как же, тиф, — ответил сосед. — Чуть душу богу не отдал. Слабый был и до болезни, а от голода совсем отощал. А видишь, выжил. Доктор, Валентин Иванович, спасибо ему, выходил. Жизнь спас. Много народу от тифа помирает сейчас. Как со здоровьишком лучше станет, на фронт подамся…
Здоровье Мити стало поправляться. Со зверским аппетитом поглощал он все, что ему приносили. И все ему было мало, клянчил, как ребенок, добавки. Желания ограничивались только этим. И думы тоже. Но прошло два-три дня, и он вспомнил о том, почему он в Москве. В памяти встали картины пережитого. С мельчайшими подробностями вспомнился переход через линию фронта, потом долгое блуждание по торфяному болоту, которому, казалось, не будет конца. Ямы, пни, туман, торопливый бег вспугнутого с лежки кабана… Только к рассвету добрался он тогда до деревни. В первой же крестьянской избе, куда он попросился на ночлег, его сытно накормили, высушили одежду, дали еды на дорогу.
