А как выражает себя то, что можно назвать втеканием в душу потока из будущего, если преобразовать его в чувство, в ощущение?
Оно говорит нам ещё ясней и значительней. Если при возврате к событиям прошлого наши чувства и ощущения проявлялись, быть может, как осуждение, как раскаяние и стыд, то навстречу будущему изначально обращены иные чувства и ощущения: опасение и страх, надежда и радость. Но эти чувства обращены к потоку событий, которые для человека еще не наступили, — обозревать их он пока не может. Здесь ему даже легче преобразовать понятия и идеи в чувство, чем в первом случае. Ибо это делает сама душа. А так как в отношении будущего душа предоставляет нам лишь предчувствие действительности, то наши чувства и ощущения будущего являются тем, что рождено из неведомого потока, о котором мы знаем: он сможет подействовать на нас так или иначе, сможет принести нам то или иное. Если мы преобразуем в правильное ощущение то грядущее, что неминуемо идет нам навстречу из темного лона будущего, и если мы почувствуем, как оно вливается в нашу душу и как его встречает мир наших ощущений, то увидим, как наша душа всякий раз сызнова воспламеняется от переживаний, идущих к ней из будущего. И тогда мы почувствуем, что наша душа может стать гораздо богаче и содержательней, чем прежде; мы уже теперь, в настоящем, почувствуем, что в будущем наша душа непременно будет охвачена бесконечно более богатым и значительным содержанием. Почувствуем, что мы уже родственны с тем, что идет к нам из будущего, мы непременно почувствуем наше родство с ним. Непременно почувствуем, как душа наполняется содержанием, которое может влиться из будущего.
Такое наблюдение над слиянием прошлого и будущего в настоящем показывает нам, как душевная жизнь в предчувствии перерастает себя. Нам станет понятно, что душа (оглядываясь на прошлое и обнаруживая то значительное, что проникает в нее и с чем она не справилась) по отношению к тому, что проявляется как результат прошлого, может развить определенное настроение, некое основное ощущение. Когда душа чувствует, как из потока прошлого в нее вливается нечто значительное — будь это чувство раскаяния и стыда или осуждение самого себя, — тогда рождается то, что можно назвать благоговением перед Божественным, взирающим на нас из прошлого. И это благоговение перед взирающим из прошлого Божественным, которое мы можем предчувствовать как нечто действующее в нас, но с которым наше сознание не справилось, порождает первое молитвенное настроение — ибо существует два молитвенных настроения, — то молитвенное настроение, которое ведет к слиянию с Богом. Чего может желать душа, когда она в тиши, сокровенно отдается таким ощущениям и чувствам по отношению к прошлому? Она будет желать, чтобы то значительное, которое она оставила неиспользованным, которое не пропитало своим Я, в ней осуществилось. Душа сможет признаться себе: будь это значительное во мне, то сегодня я была бы другой; во мне оно не жило, во мне оно не имело присутствия. Божественное, которое я предчувствую, не присутствовало в моей внутренней жизни — поэтому я не сделала себя такой, чтобы сегодня вполне быть вправе сказать себе "да!". Когда душа ощущает так, ею овладевает то настроение, из которого она говорит: как могу я проникнуть в эту душу, которая хотя и жила во всех моих поступках и переживаниях, но была мне неизвестна? Как мне привлечь это неведомое, которое не постигается моим Я? Когда в душе развивается такое настроение, будь это в форме чувства, слова или идеи, то мы имеем молитву по отношению к прошлому. Тогда мы пытаемся благоговейно приблизиться к Божественному на
