Метаморфозы душевной жизни. Путь душевных переживаний. Часть 2 | страница 2
Тайна речи, ее возникновения и развития издавна была загадкой для соответствующих разделов науки. Однако нельзя сказать, что в наш век ей очень уж посчастливилось проникнуть в тайну языка. Поэтому сегодня мы попытаемся слегка осветить проблему языка, его развития и связи с человеком с позиций уже привычного нам духовнонаучного подхода к человеку и его развитию.
Обозначение какой — либо вещи, предмета или события определенным словом — вот что поражает нас своей таинственностью прежде всего. Как происходит, что это своеобразное сочетание звуков, образующих слово или фразу, связано с тем, что находится в нас и, став словом или фразой, обозначает какой — то предмет? Внешняя наука пыталась компоновать многообразнейший опыт в самых разных комбинациях, но ощущала и неудовлетворительность такого подхода. Ведь не так — то легко ответить на простой вопрос о том, почему, встречая что — то во внешнем мире, человек из самого себя произвел тот или иной звук — как бы отзвук того или иного предмета или процесса?
Некоторым дело представлялось довольно просто. Считали, например, что речь формируется благодаря внутренней способности наших органов речи подражать внешним звукам: звукам, издаваемым животными или возникающим при ударе одного предмета о другой, — примерно так же, как ребенок называет собаку "гав — гав!", подражая ее лаю. Такое словообразование можно назвать ономатопоэтическим, звукоподражательным. В результате этого звукоподражания — считали некоторые — возникли звуки и слова. Естественно, совершенно без ответа остается вопрос: как же человеку удается давать наименования тем безмолвным сущностям, которые не издают никаких звуков? Как от животных или процессов, которые можно слышать, он переходит к тому, что неслышимо? Понимая слабость подобных спекуляций, крупный языковед Макс Мюллер в насмешку назвал эту теорию "теорией гав — гав". Взамен он предложил другую теорию, которую противники в свою очередь назвали — здесь это слово употреблено в том смысле, в каком оно употребляться не должно, — мистической. Макс Мюллер считал, что любой вещи присуще нечто вроде звука или звучания. И что в известном смысле звучанием обладает всё: не только упавший стакан, не только колокол, в который ударяют, но и — всякая вещь. А человеческая душа способна почувствовать сущность данной вещи, живущую в ее звучании, и это позволяет душе выразить как бы внутреннюю звуковую суть этой вещи, как можно, скажем, выразить внутреннюю суть колокола, почувствовав ее в звуке "бим — бам". И противники Макса Мюллера не остались в долгу, назвав его теорию "теорией бим — бам". Рассмотрев остальные, с великим тщанием составленные теории, мы увидим, что приходится признать неудовлетворительность всех попыток таким, внешним, образом объяснить то, что человек несет навстречу сущности вещей словно отзвук своей души. Здесь уже необходимо заглянуть внутрь человека.