– А он за тобой?
– Да. Мои родители разведены, отец живёт на Садовой в частном доме и, однажды, цыган подкараулил меня. Когда дошли до калитки, я хотела захлопнуть её, но он протиснулся и… изнасиловал меня прямо на ступеньках. Отец был пьяный, спал в доме, кричать цыган не давал, закрывал ладонью рот. Я всю руку ему искусала, потом отключилась…
Я как-то живо представил всё это и задрожал от бессильной ярости. Катя прижалась ко мне.
– Вот и всё рассказала тебе. Никому не рассказывала.
С уголка её огромного глаза скатилась слеза, размазывая тушь. Во мне возникло сложное противоречивое чувство огромной жалости к страдающей девушке, сопряжённое с острейшим, вспыхнувшим внезапно желанием овладеть ею сейчас же, здесь, прямо на улице, посадив на парапет набережной.
Господи, неисповедимы наши души!
Я еле справился с бесовским наваждением и спросил:
– Теперь ты боишься мужчин?
– Тебя – нет.
Она обняла и поцеловала меня. Бешеный восторг обуял меня:
– Пошли купаться!
– Ой, я всю жизнь мечтала искупаться ночью в море!
– Я тоже!
– Но… я же без купальника, – засомневалась Катя.
– Да кто нас увидит, никого нет, будем купаться как Адам и Ева!
Мы спустились к морю прямо в том месте, где стояли на набережной. На песке валялись рядами какие-то мешки, мы не обратили на них внимания и зашли за угол стоявшей у самого края берега будки. Я разделся первый догола и, чтобы не смущать Катю, плюхнулся в море и энергично заработал руками. Вода была тёплая, теплее, чем воздух; очутившись в желанной стихии, я весь отдался ей.
– Ты что, в Турцию поплыл? – услышал я за спиной смешливый Катин голосок и плеск воды от её гребков. Я повернулся и погрёб к ней навстречу. Дно в этом месте оказалось отлогим и, когда я достиг девушку, то обнаружил, что под ногами твёрдая почва. Катино тело серебристой рыбкой играло в воде в свете пограничного прожектора, а она смеялась. Я крепко встал на ноги и обнял её за скользкие ягодицы. Она лебедиными крылышками обхватила мою шею и приникла к моим губам. Я понял, что она вся дрожит от желания и медленно начал раздвигать ей восставшим членом восхитительно выступающие половые губки. Я уже вошёл на половину в её пульсирующую плоть, как она, вдруг, выдернулась и прошептала:
– Нельзя, нельзя!
– Тебе нельзя? – с пониманием неизвестно чего сказал я, подразумевая какие-то незнакомые мне последствия её изнасилования. – Тогда не будем.
Она уловила моё настроение и сказала:
– Не в этом дело. В море просто антисанитарно, а у меня…
