— Это ария «В ясный день желанный», — проговорила своим звонким голоском Шарлотта.
— И ее исполняют только самые лучшие сопрано мира, — не без умысла заметил Ханс Цале.
— Разумеется, лучшие! — вздохнула Лора и встала. — Мне нехорошо, пойду прилягу.
Быстрым шагом она покинула комнату. Эрмин, покраснев, обдумывала ситуацию. Своей ложью она обидела мать.
— Я сболтнул лишнее? — обеспокоенно спросил Симон.
Ханс стал торопливо разливать кофе. Элизабет, которая поняла, что случилось недоразумение, не решалась ни о чем спрашивать.
— Ты ни при чем! — отрезал Тошан. — Идем, покажу тебе собак! Когда получу выигрыш, куплю себе еще две!
Молодые люди вышли, даже не притронувшись к своим чашкам. Эдмон собрался было увязаться за ними, но Шарлотта предложила ему поиграть «в лошадки», одну из самых любимых малышами игр. Дети вернулись в гостиную, и Эрмин оказалась в обществе Ханса и Элизабет.
— Мне показалось, Лора обиделась, — сказала последняя тихо. — Может быть, мы с детьми пришли некстати? Хотя нас пригласили именно на это время…
— Нет, Бетти, это я во всем виновата, — успокоила подругу молодая женщина. — Я отказалась петь, когда мама меня попросила; это было десять минут назад. Я нашла глупые предлоги. Симон не мог этого знать!
— Это не очень деликатно с твоей стороны, — сказал пианист. — У тебя есть свои причины так поступать, но ты лишаешь нас огромного удовольствия. Если бы ты знала, какое это счастье и наслаждение — слушать тебя, ты бы устыдилась так себя вести. И подумала бы еще раз, прежде чем отказываться от карьеры оперной певицы.
— Ханс, мне неприятно это говорить, но мои планы вас не касаются! — отозвалась Эрмин гневно. — В последние дни я много об этом думала и сделала свой выбор. Я хочу растить сына и родить еще детей. И если мне всю жизнь придется прожить в хижине в лесу, так и будет!
— Это мудрые слова, Мимин, — одобрительно сказала Элизабет. — Став матерью и женой, пора поставить крест на детских мечтах. Но ты всегда сможешь петь на мессе, радуя и себя, и окружающих.
Ханс Цале помрачнел и нахмурился, что было ему не свойственно.
— Это все равно что получить в подарок редчайший бриллиант и запереть его на многие годы в шкаф, где он станет лежать, не принося никому ни пользы, ни радости, — не удержался он от замечания. — Глупость, настоящая глупость! Прошу прощения, я поднимусь к Лоре. Она наверняка плачет.
И он, коротко поклонившись, вышел. Мукки тихонько залепетал в своей корзине.
